Василий Аксенов - Цапля

Моногамов растерянно пожимает ее руку.

Ну, хорош! Ни телеграммы, ни звонка. Вот уж действительно картина «Не ждали»! (Всем присутствующим.) Кто бы вы думали, товарищи? Мой законный супруг!

БОБ. Значит, можно понимать в том смысле, что это мой отец?

МОНОГАМОВ (наконец заключает Степаниду в объятия, из-за ее плеча объясняет присутствующим). Вот, прилетел из Брюсселя, семьи нет, соседи говорят – в Прибалтике, взял у друга машину, поехал. Мне, знаете ли, сначала показалось, что у вас здесь что-то частное, какое-то большое семейство с внутренними противоречиями…

КАМПАНЕЕЦ (неприязненно). Какие еще противоречия? Нет никаких противоречий.

МОНОГАМОВ. Поверьте, я очень рад, что ошибся. (Жене.) Степа, у тебя здесь отдельная комната?

СТЕПАНИДА (энергичным движением прерывает объятия). Какой-то ты, Иван, стал хрупкий, изящный… (Смеется.) И не узнать.

МОНОГАМОВ. А ты по-прежнему, Степа, тугая, мускулистая. По-прежнему спорт, а? Теннис, плаванье?

БОБ. А я тебя просто не узнал, папаша. Ты как-то помолодел.

МОНОГАМОВ (обнимает сына). Бобочка! Ты тоже помолодел! Был такой пухлый, пузан, а теперь – юный бог! Школу окончил? В институт поступил?

БОБ. Ты что, папец, газет не читаешь? Я же в мировой десятке по прыжкам. Работаю на высоте за 2.20.

МОНОГАМОВ (сентиментально). А ты, Степка, все в той же гостинице «Украина», все на том же этаже, да?

БОБ (наступает отцу на ногу). Папаша, стоп! Какая тебе еще гостиница? (Громко.) Мама давно уже завотделом в обществе содействия.

МОНОГАМОВ {отступая на шаг, с еще большей сентиментальностью). Да-да, вижу – вы изменились за эти годы. Годы-годы… Если бы вы знали, чего я только не видел за эти годы, куда только меня не забрасывало ЮНЕСКО! Кения, Танзания, Уганда, Мальдивы, Соломоновы острова, Папуа, Бутан, Непал, Афганистан…

КАМПАНЕЕЦ. Вы ужинать будете?

Степанида подталкивает Моногамова к столу.

МОНОГАМОВ (рассаживаясь). …Иордания, Ливан, Биафра, Капде-Вер, Тристан-да-Кунья, Сальвадор, Парагвай, Гренландия, Чили, острова Пасхи… Вижу-вижу, все сгорают от любопытства. (Лукаво.) Однако не все сразу. (Принимается за котлету.)

КЛАВДИЯ. А в Польше-то были?

МОНОГАМОВ (поперхнувшись). Где?

ЛАЙМА. В Польской Народной Республике.

МОНОГАМОВ. Как вы сказали?

Сестры переглянулись. Роза пожала плечами.

СТЕПАНИДА. А где твой багаж, Иван? В «Жигулях»?

БОБ. Давай ключи, фазер. Мы с Лехой приволочем твою фирму. (Уходит вместе с Лешей-сторожем.)

МОНОГАМОВ. Степа, у тебя здесь отдельная комната?

СТЕПАНИДА. Иван, я бы хотела, чтобы ты прежде всего пожал руку директору пансионата Филиппу Григорьевичу Кампанейцу. Ты должен помнить нашего дядю Филиппа. МОНОГАМОВ. Дядю Филиппа!

СТЕПАНИДА. Тетю Шуру Николайко ты, конечно, помнишь.

МОНОГАМОВ. Тетю Шуру?

СТЕПАНИДА. Так вот; тетя Шура Николайко, как известно, родная сестра Витольда Андреевича Костяных, у первой жены которого Елизаветы Фотиевны Рыссо есть сын Константин Витальевич Рыссо, который женился на Валентине Полуяновой, которая приходится родной племянницей Кампанейцам, а с другой стороны Васюша Николайко, то есть пасынок тети Шуры по ее второму браку, женился на Викторине Фронт, да-да, дочери того самого писателя с крашеной челкой, а она как раз приходится сводной сестрой той самой Валентины…

МОНОГАМОВ. Вот теперь, кажется, совершенно ясно вспомнил дядю Филиппа. (Протягивает руку.)

КАМПАНЕЕЦ (как бы просматривая какие-то бумаги и не замечая руки). Вы ужинать будете?

МОНОГАМОВ. Я уже ужинаю.

КАМПАНЕЕЦ. А в официальном смысле?

МОНОГАМОВ. Простите?

КАМПАНЕЕЦ. Ну, у нас ведь здесь не частная лавочка, не Соломоновы острова.

СТЕПАНИДА (посмеиваясь). Дядя Филипп, уж не обеспокоены ли вы лишним ртом? Выше голову, дядя Филипп, за столом никто у нас не лишний, на всех хватит. (Мужу шепотом.) Добродушный ворчун. (Кампанейцу.) Оформите, пожалуйста, Ивана Владленовича Моногамова как члена семьи. (Мужу.) А это, Ваня, перед тобой Лайма, Роза и Клавдия, наши сестры.

МОНОГАМОВ. Браво! Все эти годы у меня была масса дел с сестрами милосердия в рамках ЮНЕСКО. Удивительный, отзывчивый народ. Вот, помню, был случай на Мадагаскаре. Мы ждали вертолет…

СТЕПАНИДА. Да нет же, Иван, это не сестры милосердия. Здесь ведь тебе не ЮНЕСКО, шельмец. Это дочери дяди Филиппа, молодые девушки 1949 года рождения из разных районов нашей страны. Дядя Филипп возложил здесь на них кое-какие обязанности. Клавдия, например, наш диетолог. Ветчина, остатки который ты видишь на столе, в ее веденье…

КЛАВДИЯ. Мы здесь все на вашу женушку, так сказать, горбатим, а Сте…

КАМПАНЕЕЦ. У Степаниды Власовны полставки по физвоспитанию, а Борис оформлен как матрос-спасатель.

На веранду поднимаются Боб и Леша-сторож. Боб несет очень «фирменный», но очень небольшой чемодан.

Кларенс Ганнергейт, прижав к груди шляпу, повторяет Леше-сторожу свои «драй рублике», но тот на него только замахивается.

МОНОГАМОВ. Это чудесно, то, что вы рассказали. У вас тут как бы коллектив и как бы семья. Вот это ощущение человечества как единой семьи меня всегда восхищало и там, в рамках ЮНЕСКО.

КАМПАНЕЕЦ. Вы нас Юнеской не пугайте.

ЛЕША-СТОРОЖ. Здесь, паря, у нас своя Юнеска не дремлет.

МОНОГАМОВ. Когда я подъезжал к этой поляне, у меня что-то екнуло внутри, напомнило Таиланд… Это что, типично для здешних вечеров?

РОЗА (Клавдии). Он интересный, этот Моногамов. Не находишь?

КЛАВДИЯ. Зенки-то как выкатывает. Базедка, наверное. Значит, заводной.

БОБ. Папаша, ты весь багаж в Москве оставил? В машине был только этот чемоданчик.

МОНОГАМОВ (потупляет глаза). Это все.

СТЕПАНИДА (приближающаяся гроза). Как так все?

МОНОГАМОВ (смущенно тараторит). Дело в том, что я возвращался в Москву из Бельгии, из Антверпена. Понимаете? А что там в Бельгии купишь? Сами посудите.

ОБЩИЙ ВЗДОХ. В Бельгии?

ПРОДОЛЖЕНИЕ ОБЩЕГО ВЗДОХА. Да я из Бельгии… в прошлом году… три вот таких чемодана…

ОКОНЧАНИЕ ОБЩЕГО ВЗДОХА. Бельгия – это ж! Общий рынок! Ж!

МОНОГАМОВ. В самом деле? Что же вы там нашли? Там, по-моему, нет ничего.

СТЕПАНИДА (с видимым спокойствием). Что же ты, Иван, и дубленки не привез?

МОНОГАМОВ. Дубленки?

СТЕПАНИДА (резко встает). Да ты просто очумел.

С треском отлетел и покатился по полу стул. Моногамов в ужасе, ничего не понимая, бросился прочь и остановился только у перил. Медленно обернулся. Между тем совсем уже стемнело, и сейчас мы видим нашего незадачливого международника в его оливковом костюме на фоне темного неба. Тощая фигура с огромными, полыхающими тревогой глазами.