Виктор Левашов - Придурки, или Урок драматического искусства (сборник)

ФРОЛОВА-КРУЧИНИНА. «Он, он?»

Подходит к Школьникову-Незнамову, всматривается, ощупывает руками его лицо, как слепая. Снимает с головы Школьникова парик. И отшатывается, как отшатнулась бы зэчка, узнав в оперчекисте своего сына.

ФРОЛОВА-КРУЧИНИНА. «Он, он!..» (Отступает, пятится, сползает по порталу.)

СПИВАК-ДУДУКИН. «Ах, боже мой, она умирает! Доктора, доктора! Вы ее сын. Вы убили ее!»

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Я ее сын?»

СПИВАК-ДУДУКИН. «Да. Сколько лет она искала вас! Ее уверили, что вы умерли. Но она ждала какого-то чуда. Она постоянно видела вас в мечтах своих, разговаривала с вами».

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «У ней не было других детей?»

СПИВАК-ДУДУКИН. «Что вы, что вы!»

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «А как же мне сказали? Господа, зачем вы обманули меня?»

СПИВАК-ДУДУКИН. «Тише, тише, она приходит в себя».

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Господа, я мстить вам не буду, я не зверь. Я теперь ребенок. Я еще не был ребенком. Да, я ребенок. (Падает на колени перед Кручининой.) Матушка, мама!»

ФРОЛОВА-КРУЧИНИНА (с тем же выражением отвращения и ужаса отодвигаясь от Школьникова-Незнамова). «Да, он тянул свои ручонки и говорил: мама, мама!»

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Я здесь».

ФРОЛОВА-КРУЧИНИНА (отодвигаясь все дальше). «Да, это он…»

И вдруг потянулась к нему, обняла, как любая мать обняла бы своего сына – даже мать-зэчка сына-оперчекиста.

ФРОЛОВА-КРУЧИНИНА. «Гриша, мой Гриша, какое счастье!.. Как хорошо жить на земле… Господа! Не обижайте его, он хороший человек. А вот теперь… теперь он нашел свою мать… и будет еще лучше!»

Пауза.

СПИВАК-ДУДУКИН. «Я думал, что вы умерли!»

ФРОЛОВА-КРУЧИНИНА. «От радости не умирают».

Школьников быстро уходит. Спивак, Фролова и Бондарь выходят на авансцену. Жук медлит. Бондарь и Спивак расступаются, давая и ему место.

Общий поклон.

КОНВОЙНЫЙ (предупреждая аплодисменты). Контингент! Прекратить! Контингент, напоминаю: аплодисменты запрещены! (Передергивает затвор винтовки.) Прекратить!

Занавес закрывается. Участники спектакля обессиленно рассаживаются кто куда.

ФРОЛОВА. Вот и все.

Быстро входит ШКОЛЬНИКОВ. Он в форме.

ШКОЛЬНИКОВ. Зэка Спивак!

СПИВАК (встает). Я.

ШКОЛЬНИКОВ. Зэка Фролова, она же Рейн.

ФРОЛОВА (встает). Я.

ШКОЛЬНИКОВ. Зэка Бондарь!

БОНДАРЬ (встает). Я.

ШКОЛЬНИКОВ. Переодеться. Мне приказано доставить вас в следственный изолятор.

Спивак сбрасывает с кожушка балахон, отдает Жуку. Фролова, Бондарь и Жук уходят. Школьников их сопровождает. На сцене остаются Спивак и Конвойный.

КОНВОЙНЫЙ. Гражданин режиссер… Ефим Григорьевич!.. Можно спросить?.. А почему эта постановка – комедия?

СПИВАК. А что же это, если не комедия? Конечно, комедия… Через семнадцать лет встретились мать и сын… Она знаменита, богата… Он – здоров… И оба – на свободе… Это же, согласитесь, смешно!

ШКОЛЬНИКОВ проводит через сцену на выход ФРОЛОВУ и БОНДАРЯ. По его молчаливому знаку к ним присоединяется и СПИВАК. Уходят.

Конвойный отставляет винтовку и выходит на авансцену.

Пауза.

Оружейный залп. И заунывно забили по рельсу.

КОНВОЙНЫЙ. После демобилизации я закончил вечернюю школу. Потом педагогический институт. А еще позже – театроведческий факультет ГИТИСа. Я написал три книги о творчестве Островского. Но когда студенты спрашивают у меня, почему «Без вины виноватые» комедия, я предлагаю каждому из них ответить на этот вопрос самому. Потому что я не знаю другого объяснения, чем то, что услышал в апреле сорок пятого года, когда в мою жизнь впервые вошел театр… Не знаю!.. (Плачет.) Не знаю!..

На сцене появляются ФРОЛОВА, БОНДАРЬ, ЖУК, ЗЮКИНА. Потом – ШКОЛЬНИКОВ. Последним – СПИВАК. Выходят вперед. Общий поклон.

КОНВОЙНЫЙ. Ну, что же вы?.. Аплодируйте!.. Сегодня это разрешено!..

КЛИМОВ – военный инженер, специалист по взрывчатым веществам

ВЕНГЕРОВ – председатель министерской экспертной комиссии

ДРОЗДОВ – начальник строительства рудника

ЗОЯ – его жена, учительница

ВАРЯ – их дочь, школьница

ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ – бригадир проходчиков

ПЕТУХОВ (Володя Длинный), ПОЛСТЯНКИН – проходчики

СТАРИК ЗНОБИШИН – взрывник

ВЕРА Голубева – ламповщица на руднике

СТЕПАНОВ-младший – студент

СОФЬЯ ИВАНОВНА – его мать

ШМЕЛЕВ – горный инженер

ГАНШИН – прокурор города

ПРИЕЗЖИЙ – молодой рабочий

Дежурная в гостинице, рабочие-горняки

На севере, 1985 год.

Много лет назад, еще в советские времена, я начал эту пьесу. И остановился, хотя для этого не было, казалось, никаких причин. И это больше всего раздражало. Так и лежала. И вспоминалась лишь в разговорах с театральными деятелями, которые иногда интересовались, нет ли у меня чего-нибудь новенького. Не из того, что уже написано и даже выпущено ВААПом, а совсем новенького. Есть, с готовностью отвечал я. Социальная драма. Взрыв на руднике, два горняка гибнут, приезжает комиссия, ей все врут…

– А может, эти двое не совсем погибли? – слышал в ответ. – Может, они просто в больнице и не могут участвовать в действии?

– Нет, – со вздохом говорил я. – Совсем.

Как правило, этого оказывалось достаточно. Но однажды нашелся директор театра, который спросил:

– А как вся эта история кончается?

Я заверил:

– Правильно.

– А что, это может быть интересно, – сказал он. – Почему бы вам не написать эту пьесу?

Я пообещал. На моем месте так поступил бы каждый. Потому что если драматурга просит об этом театр…

Пьеса написалась. Но к тому времени у директора театра изменились планы, и ему стало не до моего сочинения, к тому же не вполне идеологически стерильного. Я понял, что всесоюзная слава прошла мимо морды, как Азорские острова, и городажа не будет. Городаж – это когда пьеса широко пошла по стране. Но потом пьесу опубликовал альманах «Современная драматургия», а еще через некоторое время я узнал, что ее поставили в шахтерском Донецке и в шахтерском Новокузнецке. Не городаж, но и на том спасибо.

Прошло двадцать пять лет. Я не то чтобы забыл о своем давнем драматургическом опыте, но смирился с тем, что он так и останется мелким фактом моей биографии. Страшная трагедия на шахте «Распадская» побудила меня перечитать пьесу. Честно скажу, я был поражен. Ничего не изменилось. Ничего! Хоть ставь на титуле «2010» вместо «1985».

В темноте мелькают огни – лампы на касках горняков. Двое проходчиков, ПЕТУХОВ и ПОЛСТЯНКИН, выносят из забоя к устью штрека что-то громоздкое, металлическое.

ПОЛСТЯНКИН. Полегче, полегче! Ставим! (Отдыхают.) Говорят, покойник всегда тяжелей, чем живой человек. С механизмами, видно, то же.