Ольга Померанцева - Приложение к клятве Гиппократа

На память он подарил мне тику – украшение на лоб, очень красивое, из камней разного цвета, каждый в оправе в виде капли или лепестка. Посередине был лепесток с красным камнем, а внизу прикреплена подвеска из красного камня в виде груши. Когда он передавал ее мне, наши руки соприкоснулись».

– Может, вы мне не поверите, Лариса, но это мое единственное любовное приключение. Конечно, я потом пыталась дружить с мальчиками и даже целовалась. Когда мне было 30, ко мне пошло сватался сосед, собутыльник отца. Но все это не имело к любви никакого отношения. Цветы, их ароматы, Нанда в белых одеждах, его запах – как это было непереносимо прекрасно!

«В тот день я рано уснула, наплакавшись от горя и счастья, поэтому проснулась рано, еще было темно. Я лежала и думала, как сделать так, чтобы быть с любимым? Оставшись здесь, я рисковала быть выданной замуж за кого-нибудь другого. За учителя меня не выдадут, я это уже поняла, и он не будет бороться за это. Может, я ему и нравилась, но чтобы добиваться – нужно любить. Да и маму было жалко, и моего бедного отца-алкоголика тоже. Предложить ему бежать со мной? Но понравится ли ему Рая Ковалева?

Я решила возвращаться. Когда появились первые лучи солнца, я вышла, вдохнула ароматный воздух и пошла к сараю, откуда «отправлялась» в первый раз. Попасть домой мне теперь удалось со второго раза.

Как шла моя жизнь после этого, не имеет большого значения. Я жила как все, даже испытывала маленькие радости, но внутри у меня было как будто не сердце, а какой-то механизм, вроде будильника».

– Вы больше не были в том месте, …в Индии?

Раиса Ивановна сдавленным голосом произнесла:

– Я пыталась, но не нашла дороги. Собравшись туда в сентябре, я не нашла «входа». В отчаянии я даже спрашивала Алю, которая мне показала «картинки», почему их больше не видно. Та, с трудом вспомнив наше приключение, пожала плечами и сказала, что, наверное, сменили дверные ручки. Я бродила по городу, заходила во все подъезды: еще немного, и я прослыла бы городской дурочкой.

«Долго я была как замороженная, но потом меня осенило: я ведь могу поехать в Индию! Я стала учить хинди в надежде на это. Я изучила географию Индии, на карте нашла тот городок, где я была. Но мне долго пришлось ждать возможности поехать туда – почти 20 лет. Но вот, наконец, свершилось – началась перестройка. Я купила путевку, оформила визу.

Я боялась, что не вспомню те места, боялась, что все что было – это какой-то сон, галлюцинация, но, приехав в тот городок, я узнала все, даже моих повзрослевших сверстников. Они меня, конечно, не могли вспомнить. Я как будто проснулась, внутри у меня все пело. Я решила разыскать Нанду, все ему рассказать, а потом… Не знаю, что было бы потом. Всякие мысли кружились у меня в голове, даже недостойные – а что если его жена умерла или умрет.

Я решила вначале поспрашивать у местных жителей о Решми, но это не дало результата – никто о ней не знал. Между тем, фамилия Шривастава была знакома, и люди указывали известный мне путь. Выйдя к дому, я постучала в дверь. Дверь отворилась, и, конечно, появилась Джита! Она располнела, но не слишком постарела.

«Намаскар диди» (здравствуй, старшая сестра), сказала я. Джита изумилась, но ответила на приветствие. Я изложила ей легенду, приготовленную заранее, что якобы моя подруга ездила в Индию и познакомилась с Решми. Теперь она передала ей подарок. Джита, как мне показалось, побледнела, но сказала, что никакой Решми у них нет, и стала тянуть на себя дверь. Мне удалось удержать ее и спросить о Падме. Она сказала мне адрес и поспешно захлопнула дверь.

Я была растерянна, у меня щемило сердце, и я отправилась искать учителя Нанду. До школы я еле дошла: сердце мое вырывалось из груди. Одно утешало: я теперь не боялась нарушить обычаи и могла свободно говорить с любимым.

Дождавшись окончания урока возле школы, я увидела его. Он возмужал, фигура его окрепла, но красота лица и доброта в глазах были те же. Я заговорила с ним, едва переводя дыхание. Он, подумав, что я больна, предложил мне присесть. Я изложила свою легенду, попросила помочь мне найти Решми, но он только развел руками. Никакой Решми он не знает. Я сказала, что она даже предназначалась ему в жены, но он с недоумением все отрицал.

Встреча с Падмой дала тот же результат. Падма со знакомой мне, ласковой улыбкой сказала, что у нее никогда не было родной сестры. Я в отчаянии стала ей напоминать наши разговоры, но она только качала своей красивой головой.

Я не могла себе и представить такого результата. Я снова оказалась в доме Джиты. Она смилостивилась, пустила меня в комнаты и стала настойчиво расспрашивать про «подругу». Я, вконец запутавшись, сказала, что являюсь всего лишь послом. Она проводила меня до порога и здесь задумчиво сказала: «Решми Шривастава не довелось пожить». Я записала ей свой адрес и умоляла написать, если она что-то знает или помнит. Джита неохотно взяла бумажку, и я не очень надеялась, что она ее сохранит».

– Она вам написала? – нетерпеливо воскликнула я.

– Да, неделю назад я получила письмо. Джита умирает, и только поэтому написала мне.

Раиса Ивановна завсхлипывала, прикладывая платочек к глазам. Я в нетерпении схватила ее за плечо, даже потрясла:

– Ну, что там? – невежливо спросила я.

– Джита написала, что мать Падмы, когда покончила с собой, была беременна, и для дочери у нее было имя Решми – шелковая.

Я потрясенно молчала. Не только потому, что что-то объяснилось, а и потому, что все еще больше запуталось.

– И вот я думаю, – дрожащим голосом продолжала женщина, – кто я такая? Вы ведь не встречали таких людей?

Я покачала головой, а она продолжала:

– Я не знаю, что меня ждет и что от меня ждут. Хотя бы один человек был похож на меня!

– Наверняка такие люди есть, – воскликнула я, – вы просто их не встретили!

Она задумчиво комкала платочек в руках:

– Однажды в поезде я встретила мужчину, который сказал, что он не может обойтись одним именем. Но он был такой странный! Я ведь вам не кажусь такой?

– Нет, – с усилием ответила я.

У меня было две подруги и муж, а потом я осталась одна. Первая и самая лучшая – ее зовут Валерия – оказалась в моей постели с моим мужем. Я вернулась раньше срока с работы (все как в анекдотах) и услышала, несущийся из спальни звонкий смех моей подруги. Не понимая, что происходит, я даже обрадовалась и вошла в комнату. Увидев картину, ошеломленно постояв некоторое время, я взяла кувшин, в котором отстаивалась вода для полива цветов и налила на разгоряченных любовников. Мявкнув как кошки разными голосами, они разлепились и ошеломленно уставились на меня.

– Я ухожу, – сказала я, – а завтра, чтобы духу твоего здесь не было.