Валерий Ковалев - Саур Могила

– А хотите стих? – довольно ухмыльнулся он, когда хозяин принес из дома граненые стаканы и банку маринованных лисичек собственного приготовления.

– Валяй, – сказал кто-то из парней, водружая на стол первую пару «Луга-Новой».

прочувствованно начал Мороз, притягивая к себе внимание.

– Пушкин ты наш, – умилился майор. – А ну, давай дальше.

взмахнув ножом, закончил пиит, и все дружно заржали.

– Сам придумал? Здорово!

– Не, – помотал прапор головой. – Автор неизвестен.

– Ну, тогда к столу, – сделал радушный знак хозяин.

Сидели до первых звезд, а потом разъехались. Женатые по квартирам, у кого они были, остальные в общежитие. Холостякам квартиры не полагались.

На следующее утро у Сашки был выходной. Что радовало. Их давали не так часто.

Он встал пораньше, когда соседи по комнате еще дрыхли, принял в умывальнике холодный душ и, спустя полчаса, вышел во двор общежития в мотоциклетном шлеме, джинсовом костюме и с туго набитой спортивной сумкой.

Там были продукты для родителей, купленные накануне, а также подарок Оксане. После окончания института она вернулась в Стаханов, где работала врачом в центральной городской больнице.

У блока служебных гаражей, отсвечивая рубином и никелем, стояла его «Ява».

Шубин протер мотоцикл от росы, привычно завел мотор и, погоняв его на холостых оборотах, тронулся к стеклянной будке КПП.

Сонный дежурный поднял изнутри шлагбаум, Сашка приветственно махнул ему крагой и вырулил на еще пустынные, мигающие светофорами улицы города.

Через десять минут он достиг квартала Гаевого, выехал на трассу, и в лицо ударил ветер. Из степного простора.

Трасса, по которой неслась «Ява», пролегала средь бескрайних полей, окаймленных лесопосадками, за ними, справа, тянулась череда меловых гор, у которых в утренней дымке темнели высокие осокори 21 21 пирамидальные тополя над белеющими в долинах селениями и поселками.

Потом ландшафт чуть сменился – у горизонта, там и сям засинели курганы с терриконами, и мотоцикл стал приближаться, к металлургическому Алчевску.

На развилке «Перевальск», впереди замаячил стационарный пост ДАИ, и один из стоящий у патрульной машины инспекторов лениво махнул жезлом, приказывая остановиться.

– В чем дело? – остановившись рядом с ними, поставил ногу на асфальт Сашка.

– Ты дуже привысыв скорость, Шумахер, – выпятив живот, значительно изрек мордастый сержант. А второй продемонстрировал радар, – на целых десять километров.

– Так шо, будьмо составлять протокол, чи як? – похлопал орудием труда, первый себя по ладони.

– А «чи як» это сколько? – прищурился нарушитель.

– Двести – безапелляционно сказал сержант, переглянувшись с коллегой.

– Ну, тогда держи, – вынул малиновую корочку, ткнул ее в нос «даишнику» Сашка.

Тот быстро пробежал ее глазами.

– Звыняйтэ товарышу лейтенант, обизнався (засопел носом).

– Не товарищи вы, а суки, – цикнул слюной под ноги инспекторам Шубин и, врубив скорость, вырулил на автостраду перед Алчевском

Несколько уходящих в небо труб когда-то одного из крупнейших в Европе металлургического комбината еще дымили, в воздухе чувствовался запах доменного шлака.

Вскоре он сменился свежестью рощ и лугов – путешественник вымахнул на возвышенность Брянки, за которой на широком просторе раскинулся Стаханов.

Слева от трассы, окаймленной аллеей высоких тополей, высились цеха вагоностроительного завода, справа радовал глаз современными высотками микрорайон «Южный» – преддверие города бывшей шахтерской славы.

Миновав центр с теперь немноголюдным базаром, городской, с прудом парк и квартал «Стройгородок», байкер оказался на окраине, именовавшейся Чутино.

Когда-то это было основанное еще запорожцами селение, а теперь несколько утопающих в зелени улиц, окаймленных небольшой сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора – главной достопримечательности города, звонили к заутренней.

Подъехав к дому родителей, который отец выстроил после войны, Сашка заглушил мотоцикл, и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай своего любимца Дозора.

– Ну, будет, будет, – потрепал он по загривку, войдя во двор, весело скачущего вокруг поджарого овчара, а навстречу уже спешила мать, вытирая фартуком руки.

– А где батя? – расцеловавшись с ней, поинтересовался гость, когда они зашли в летнюю кухню.

– Собирает яблоки в саду, – ответила та, радостно оглядывая сына. – Зови его, будем завтракать.

– Понял, – ответил тот, поставив сумку на табурет, и вместе с Дозором пошагал к внутренней калитке.

За ней белели известкой стволы десятка яблонь слив и груш, а в конце усадьбы, на низкой лавочке рядом с плакучей ивой, у тихо струящейся воды, сгорбившись, сидел отец. Забросив ногу на ногу.

– Здорово батя! – подойдя, сказал сын и, пожав ему руку, уселся рядом.

– А мы уж тебя заждались, – оживился тот. – Вот, – собираю урожай, кивнул на стоящую рядом корзину с золотистыми плодами.

Сашка взял один (то был анис), смачно захрустел и констатировал «в самый раз». После чего оба закурили.

– Ну, как дела, сынок? – затянулся беломориной отец. – На фронте борьбы с преступностью.

– Вчера взяли очередную банду, – ответил гость. – Полные отморозки.

– Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, – вздохнул Иван Петрович. – Дожили, называется.

– Ничего, па, прорвемся – растер окурок ногой Сашка. – Там мама зовет завтракать.

– И то дело, – кряхтя, поднялся старый шахтер. – Бери корзину.

На завтрак была жареная картошка с салатом из помидоров и огурцов, с огорода родителей, а к ним банка тушенки «Великая стена» и копченый сыр из продуктов, доставленных Сашкой.

– Зря потратился, сынок, – кивнул Иван Петрович на горку свертков с пакетами, лежащих на буфете – У нас с матерью все есть, урожай в этом году богатый.

– То так, – поддержала его мать, налив сыну чая с липовым цветом.

– По хозяйству надо чего помочь? – прихлебывая его, спросил у отца Сашка.

– Да нет, – ответил тот. – Все в порядке.

– Ну, тогда я проскочу к Оксане. Повидаться

– Хорошая дивчина, – посветлела лицом мать. – Сколько лет встречаетесь, пора бы и жениться.

– Точно, пора, – взглянул на сына Иван Петрович. – А то так бобылем и останешься.

– Не останусь, – рассмеялся молодой Шубин и вышел.