Валерий Ковалев - Эхо войны. рассказы

Как-то Николай Сафронов высказал мысль о том, правильно ли поступило командование фронтом, выбросив десант сразу после бомбежки, то – есть на верную гибель.

Возник серьезный спор, в котором многие, в том числе и я, выступили за правильность этого решения. Мы доказывали, что после бомбометания еще оставалось достаточно неповрежденной вражеской техники, которую нам и удалось уничтожить, свалившись немцам как снег на голову. Оппоненты же поддерживали Сафронова и заявляли, что если бы десант был высажен ночью, без шума, мы смогли бы сделать еще больше и со значительно меньшими потерями. На таких позициях стояли, например, Бойцов и Курочкин. Имелись и другие мнения.

В конце беседы Иванченко резюмировал:

– Все вы, дорогие товарищи, по своему, правы, однако не знаете одной очень важной детали. Именно в тот день немцы планировали отправить 80 танков под Смоленск. Это и заставило командование фронтом срочно высадить десант, чтобы сорвать планы фашистов. Конечно, – продолжил он, – высадка десанта была осуществлена с большим опозданием по времени.

Если бы мы приземлились в темное время, у нас было бы больше успеха и меньше потерь. Одно меня радует – среди бойцов отряда не было ни малейшего колебания в необходимости выполнения такого сложного задания. Мы исполнили свой воинский долг с честью.

Между тем, боевая подготовка в подразделении, была теперь организована с учетом опыта первого десанта. Мы активно занимались подрывным делом и изучали новые электровзрыватели. Отрабатывались приемы нападения на часового и другие навыки рукопашного боя. Продолжались тренировочные прыжки на парашютах, особенно в ночное время и с грузом до 40 килограммов.

Особое внимание уделялось ориентированию на местности.

Ежедневно, по два часа стали изучать немецкий язык.

Многим ребятам он давался с трудом. Наш силач Коля Сафронов, в прошлом колхозный бригадир из Курска, как-то заявил, – мне фрица проще задавить, чем спросить его имя. Во взводе он был единственным, кто имел жену и дочь, которых безумно любил.

Когда сестра из Свердловска написала брату, что те нашлись и едут к ней на жительство, Николай от радости обхватил руками и свалил березу диаметром сантиметров в двадцать. Та грохнулась на лужайку и едва не убила политрука Диденко, который готовился там к политинформации. Мы кое-как упросили Иванченко не наказывать Сафронова. После этого случая к нему пристала кличка «Танк».

В то время все мы были восхищены неутомимостью и энергией нашего комбата Полозкова, командира роты Романенко и лейтенанта Иванченко, которые день и ночь вели тщательную подготовку десантников к новой заброске в тыл врага.

Их стараниями нам выдали новые автоматы ППШ, добротное обмундирование и обувь. Врач батальона Андрей Ефимович Кузьменко снабдил каждого десантника медицинской аптечкой и провел самый тщательный инструктаж о правилах пользования ею. Андрей Ефимович закончил Алма-Атинский мединститут и существовавшую при нем парашютно-планерную школу. Это помогло ему в службе в десантных войсках.

В составе подразделений бригады наш врач многократно выбрасывался в тыл противника. В одном из боев был тяжело ранен, и после выздоровления, по состоянию здоровья переведен в танковые войска. Принимал участие в штурме Берлина. Награжден орденами Отечественной войны 1 и 2 степеней, Красной Звезды и многими медалями. В 1966 году демобилизовался и работал врачом в Днепропетровске.

Рядом с нашим батальоном, в лесу, располагался банно-прачечный комбинат, укомплектованный в основном девушками-москвичками.

Врача своего в нем не было и Кузьменко приглашали туда для лечения ожогов, травм и прочих заболеваний. Девушки часто приходили к нам в кино, а мы наведывались к ним на танцы. Расположение неподалеку такого большого числа молодых девчат отрицательно сказалось на состоянии дисциплины в батальоне. Появились самовольные отлучки среди бойцов.

Командование приняло строгие меры к их пресечению и организовало патрули, призванные выявлять и отлавливать самовольщиков. Особенно трудно приходилось с девушками – они не признавали никаких команд, прорывались к комбату и просили того сменить гнев на милость.

Тот – ни в какую.

Порядок в итоге навели, но врагов себе нажили. Перед самой выброской командование банно-прачечного комбината уговорило Полозкова передать им для стирки белье всех бойцов и командиров, обещая вернуть его через сутки.

Белье сдали, оставшись в гимнастерках и бриджах. Проходит день, второй, третий, а белье не возвращают – мол, сгорело при дезинфекции. И только за день до выброски нам привезли новое – со складов. Вот такая девичья месть за бойкотирование их внимания.

Не могу не рассказать о жизни и судьбе нашего командира батальона Полозкова.

Рано оставшись без родителей, Илья прошел школу беспризорников. Встретившиеся на пути хорошие люди помогли устроиться парнишке на Архангельский лесопильный завод. Работал сначала учеником, а затем слесарем. В 1923 голу вступил в комсомол и был призван на флот. Служил на ледоколе «Малыгин». Суровые льды Арктики и железная морская дисциплина сформировали у него бойцовский характер. Через шесть лет, здесь же, на корабле, был принят в партию.

А в 1929 году коммунист Полозков вместе с сотнями других, по решению партии едет в деревню создавать колхозы.

– Дело это было совершенно новое, – рассказывал он, – да и опасное, кулаки нам ничего не прощали, но мы молодые, горячие головы, сознавая всю важность порученного дела, действовали активно, подчас опрометчиво. Потеряли из-за этого много хороших товарищей.

Затем воздушно-десантное училище и жизнь парашютиста. К 41-му году совершил 352 прыжка. С началом Великой Отечественной войны, командуя батальоном, проявил себя как грамотный командир, требовательный к себе и подчиненным.

Илья Дмитриевич четырежды выбрасывался на парашюте в тыл противника, показал себя смелым, решительным и находчивым командиром. Был несколько раз ранен и контужен.

В 1942-м году Полозков был признан инвалидом войны со второй степенью нетрудоспособности, однако добился назначения в спецотряд, где подготовил 28 разведывательно – диверсионных групп парашютистов. Война ожидалась длинной.

Год 2005-й. Москва. Небольшая уютная квартира в Теплом Стане.

А в ней миниатюрная светлая старушка, с удивительно чистым голосом и доброй улыбкой.

Это Анна Николаевна Сафронова. И вот ее личные слова, записанные на репортерский диктофон…

«Родилась я на Дону, в селе Стригунки 24 сентября 1919 года, в крестьянской семье. Затем мы переехали в город Белев Тульской области.

Там я закончила десять классов местной школы и решив стать летчицей, подала документы в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию им. К. Е. Ворошилова.