Александра Флид - Шоу нашей жизни

– Ты ведь помнишь о своем обещании? – пользуясь тем, что сын уже спал, спросил Эрик.

– Конечно.

– Этот фильм последний. Больше я не принимаю ничьих предложений и не читаю сценариев. Ухожу.

Она не пошевелилась, но неподвижность сказала даже больше, чем могли сообщить любые движения.

– Ты точно решил?

– Да. Все это выматывает. Я ведь неделю назад был вынужден выпить кое-что. Без этого просто невозможно выдержать тур, понимаешь? Перелеты, вспышки, крики, вопросы – все это отнимает слишком много сил. Одними энергетиками редко можно обойтись. Мне пришлось пить колеса.

Нора оттолкнулась на локтях и уселась. Эрик последовал за ней.

– Отнеси его в кроватку, пожалуйста, – попросила она.

Видимо, предстоял более серьезный разговор из разряда тех, что не должны звучать на открытом воздухе. Эрик сгреб в охапку своего крепко спавшего сына и занес его в дом. Матрасы остались лежать на крыльце.

Устроив Берта в кроватке, он спустился на кухню, где его уже поджидала Нора. По ее виду, как обычно, ничего нельзя было понять или прочесть. Она была до раздражающего спокойной и уравновешенной, хотя он знал, что внутри у нее бушует настоящий ураган или даже торнадо.

– Тебе нужно полежать под капельницей или очистить кишечник? – спросила она, не поворачиваясь к нему и глядя на закипавший электрочайник. – Ты кому-то говорил?

– Нет, даже Марк не знает. То есть он, конечно, знает, поскольку это обычное дело во время промо-кампании, просто я ему не говорил. Тем более, пить пришлось совсем немного. Этого точно не хватит, чтобы подсесть, только чтобы протянуть до выходных.

Она покачала головой. Идеально прямая спина и прижатые локти кричали о том, что ей либо было очень страшно, либо она так же сильно волновалась. Скорее всего, верным было и то и другое.

– У меня здесь есть знакомые, и я могу купить все, что нужно в аптеке, даже рецепт не понадобится, – предложила она. – Если ты плохо себя чувствуешь, я договорюсь с фармацевтом, и он даст необходимые растворы. Нужно сдать анализы, проверить кровь.

На ней был тонкий свитер, который сползал с одного плеча, и мысли Эрика были заняты отнюдь не капельницами и медикаментами.

– Нет, всего две таблетки. Это не страшно.

– Тебе уже не тридцать пять, твой организм изношен алкоголем и прочей дрянью, ты же сам знаешь. Где одному человеку нужно десять таблеток, тебе хватит и парочки.

– Нора, Нора, Нора, – разглядывая ее со спины и мысленно дорисовывая контуры знакомого тела под одеждой, протянул он. – Моя заботливая и пугливая жена. Все со мной в порядке. Я сказал тебе, потому что ты должна знать, вот и все. Ничего страшного со мной не случилось.

Она, наконец, повернулась к нему. У нее и без того почти всегда было бледное лицо, но теперь она даже немного позеленела. И она не стала поправлять его, когда он назвал ее женой. Бывали времена, когда она снимала некоторые запреты и прекращала притворяться, будто ей все равно.

– Сколько еще осталось? – опуская глаза, поинтересовалась она. – Я хочу узнать, сколько тебе еще работать.

– Отдохну у вас, а потом еще неделю. Это завершающий этап.

– Хорошо. А потом на покой?

– Потом к тебе. Я покину то общество, и ты перестанешь бояться, что я затяну тебя неизвестно куда. Как ты тогда сказала? «Клеймо на роже»? Так вот, я попытаюсь избавиться от клейма. Если получится, мы заживем вместе.

Она улыбнулась:

– Обязательно получится. В прошлой жизни, когда я носила такое же клеймо, мне казалось, что от него невозможно избавиться. Однако же, все получилось, правда, не без труда. С тех пор я верю, что нет ничего невозможного.

– Но ты не захотела остаться и переждать это время со мной. Если честно, я до сих пор не понимаю, почему. И если бы ты не рассказала мне тогда о припадках того человека, то я бы, наверное, тоже стал бы тебя удерживать. – Нора бросила на него растерянный взгляд, и он поправился: – Я просто стараюсь быть с тобой честным. Мне хотелось как-нибудь удержать тебя, понимаешь? Хотелось закатить истерику или сымитировать самоубийство, только бы ты осталась. Но я помнил, что ты говорила о своем прошлом и держался.

– Спасибо, – прошептала она.

– Да вообще-то не за что.

– Нет, я знаю, о чем говорю.

Эрик засмеялся.

Она просила его обуздать свои желания. В разное время бурной жизни его просили об этом многие люди, включая родителей и младшую сестру. Однако подействовали только слова жены по контракту.

Он не привык в чем-то себе отказывать. Конечно, он мог работать как вол, рвать мышцы и связки на съемках, не спать по несколько суток подряд и есть всего раз в день. Все это было в его жизни не раз и даже не десять – за спиной Эрик оставил тридцать семь разных съемочных площадок. Это напряжение выдерживалось и переваривалось лишь потому, что в остальное время он позволял себе все, что только можно. Ему хотелось пить, и он познакомился с алкоголем уже в двенадцать. Курить начал и того раньше. На его смазливой мордашке это никак не отразилось, и он продолжал работать в кино, попутно осваивая новые способы развлечений. Сюда же влился кокс, а после него жизнь покатилась на колесах, потому что кокс было сложнее прятать. Другим это удавалось легко, но вот у него почему-то все было не так, как у прочих людей. И так, прожив полжизни в беспробудном угаре исполнения желаний, он уже перестал понимать, что к чему. А когда ему впервые открыли на это глаза, он просто не поверил.

– Ты пропащий человек! – кричала Агата, бросая об стену дешевые тарелки.

Она всегда била только дешевую посуду, что заставляло Эрика сомневаться в подлинности ее гнева.

– Если все пропащие зарабатывают столько же, сколько и я, тогда быть пропащим хорошо, – отшучивался он, сидя у стены и зная точно, что в него не полетит даже маленькое блюдце. Этот факт тоже наводил на подозрения и обесценивал все концерты сестры. – А если все нормальные получают такую же зарплату, как и ты, тогда я даже не хочу думать о том, чтобы когда-нибудь стать нормальным.

– А для чего ты работаешь? – ощетинилась она. – Нет, правда, для чего? Все твои деньги спускаются на твой же кайф. Никакой пользы. Ни-ка-кой. Ты тупеешь, потому что целыми днями повторяешь одни и те же фразы как попугай, а когда у тебя появляется свободное время, тут же ныряешь в это дерьмо!

Она любила слово «дерьмо» до того, как у нее родилась первая дочь.

– И что плохого? – честно не понимал он.

Так было всегда. Еще с тех пор, как Агата стала достаточно взрослой, чтобы понимать все прелести жизни старшего брата, она начала грызть его, стараясь вернуть на правильную дорогу. Эрик убегал от нее окольными путями, потому что не мог послать куда подальше. Все-таки, он помнил те времена, когда ему приходилось таскать ее на руках по всему дому. Это были чудные годы, и он гордился тем, что она любила его больше, чем бабушку или тетушек. С матерью ему соперничать уже не приходилось, но второе место в сердце крошки Агаты было отведено только ему.