Александра Флид - Шоу нашей жизни

– Как-то плохо верится. Но то, что ты живешь здесь, я уже понял, – сказал он и взял первый шарик.

В результате он съел чуть больше половины, хотя так и не признался, что еда ему понравилась. За это время он успел выяснить почти все, что ему было интересно. Сколько ей лет, чем она занимается, какие книги предпочитает читать и умеет ли играть в видеоигры, а также любит ли кататься на велосипеде и плавает ли где-нибудь помимо пропитанных хлоркой бассейнов. Наверное, ему понравились ответы. Во всяком случае, он разговорился и даже вынул очки из кармана, признавшись, что должен носить их постоянно. Тогда Нора удивилась, что его мама не заметила отсутствия очков, когда оставляла его, на что он ответил легко и просто:

– Мама и сама не всегда помнит об очках. Она же была против. Она не из тех, кто настаивает на брекетах или линзах – предпочитает, чтобы я сам все выбирал. На очках настоял окулист, и она даже разругалась с ним. Но мне все равно. Я же не надеваю их практически – только когда по дому хожу или играю без друзей.

Большеголовый, сутулый, худой и по-мальчишески угловатый, Парис преображался, стоило ему заговорить. За проведенное рядом время они не стали друзьями, но Нора поняла, что если ей скажут провести с ним еще один день, она уже не будет так отчаянно бояться.

Он ушел так же тихо, как и появился. За ним приехала машина, и Парис скрылся за воротами, даже не попрощавшись. Нора не удивилась и этому – он не поздоровался, когда увидел ее. Правила приличия были ему не нужны.

Когда все посторонние скрылись из виду, она немного постояла во дворе, а потом все-таки решила пройти в главный дом. Страх все-таки заполз к ней под кожу, поскольку оставалась небольшая вероятность, что она найдет окоченевший труп непутевого папаши. К счастью, завернутая в белое одеяло мумия уже исчезла с того места, где она ее оставила, и это могло означать только одно: Эрик очнулся и утопал оттуда на своих двоих. Этого было вполне достаточно, и она решила покинуть все еще дурно пахнувшие покои, но хриплый голос остановил ее.

– Как он?

Эрик сидел в кресле возле окна, все в том же одеяле, и смотрел во двор. Нора ответила, не сходя с места:

– Нормально.

– Я дерьмовый отец, знаю, можешь не говорить.

– И не собиралась, – приврав только самую малость, возразила она.

Хотя, лжи здесь было немало. На самом деле ей хотелось исколотить его тем, что попадет под руку, наорать на него, обозвать всеми самыми худшими словами и оставить переваривать все это в одиночестве.

– Рассказывай, – правильно угадав ее намерения, хохотнул он.

Смех был каркающим и неприятным. Он и сам себе опротивел – Нора поняла это по скорбному выражению лица и какой-то отрешенной злости, затаившейся в глазах. Почему-то именно это и смягчило ее.

– Да ладно, – разворачиваясь к двери, примирительно сказала она. – С кем не бывает.

С кем? Да почти ни с кем из тех, кого она знала в прошлой жизни, такого не бывало. И с ней тоже такое не могло произойти в принципе.

– Из тебя такой же утешитель, как из меня отец, – заметил он.

– Я переживу это, – съязвила она.

– Не сомневаюсь. Ты вообще, мне кажется, очень живучая. В смысле, ну кто же еще сможет меня выдержать? Мне бы благодарить тебя за то, что ты отмыла мою задницу и не оставила помирать, а мне отчего-то хочется нагадить как-нибудь еще. Выживешь с таким человеком?

Понятное дело, все это желание «нагадить» пробуждалось от досады на себя и беспомощности перед лицом прошлого – он не мог изменить того, что она увидела и того, что подумала. В ответ на это ему хотелось сделать что-то еще более ужасное и мерзкое. И то, что он честно признался ей в своих желаниях, почему-то подействовало даже успокаивающе.

– Всего пару лет я как-нибудь перетерплю, – пообещала она.

Эрик повернулся к ней и посмотрел на нее усталыми глазами.

– Я должен сказать спасибо, и я говорю тебе спасибо. А теперь уходи, пока я не сделал чего-нибудь такого, о чем потом нам обоим будет стыдно вспоминать.

Дважды говорить не пришлось – она вылетела за дверь, не заботясь о том, что выглядит как испуганная маленькая девочка.

Берт и Эрик ворковали друг с другом, позабыв обо всем на свете. Нора сидела сбоку, и ей казалось, что она скрылась из объектива камеры, хотя Эрик мог видеть ее плечо и выставленный в сторону локоть. Этого было достаточно для того, чтобы он не чувствовал себя беззащитным перед лицом этого маленького тайфуна. Пусть она ничего не говорит и никак не вмешивается в их небольшой совместный обед (по правде говоря, для Эрика это был уже ужин) – главное, чтобы была рядом. Без нее он чувствовал себя так, словно у него отняли способность думать и связно говорить, особенно когда перед ним сидел счастливый и излучавший любовь Берт. Он знал, что не заслуживал такой любви, но не мог отказаться от нее. Когда-то Нора сказала, что ему не обязательно пытаться заслужить любовь сына – он должен постараться отвечать ему в полной мере. И он старался, цепляясь взглядом за сверкавший на краю экрана локоть своей бывшей жены и делая вид, что откусывает кусочки сырных шариков, которыми его так добросовестно потчевал младший сын.

Погода была чудесной, и они лежали всей семьей прямо на крыльце. Соседи их не интересовали – если им хотелось поваляться на свежем воздухе, то они не утруждали себя поисками шезлонгов, а просто вытаскивали матрасы, раскладывали их возле двери и устраивались поудобнее. Берт от таких идей приходил в полный восторг. Сейчас он лежал на спине, его глаза были закрыты, и он рассеяно гладил свой животик пухлой ладошкой – наверное, усыплял сам себя после обеда. Нора наблюдала за ним, лежа на боку и подпирая голову рукой. Эрик смотрел на нее с другой стороны – Берт любил лежать посерединке.

Тур с премьерными показами вымотал его окончательно, но оставалась еще парочка выступлений на телевидении и еще с десяток разных интервью – «остаточный след», как называл все это дело Марк. Перед этим Эрику была позволена небольшая передышка, и он использовал эти три дня для того чтобы побыть рядом с Норой и Бертом.

Через некоторое время малыш засопел, а Нора успокоилась и легла на спину. Эрик знал, что она привыкла спать без подушки. Конечно, если все осталось так же, как и в те времена, когда он мог спокойно войти в ее спальню.

Иногда, вспоминая о тех днях, он воровал ее вещи. Ничего хорошего, в этом, конечно не было, и она все равно быстро вычисляла все эти кражи, но Эрику почему-то совершенно не было стыдно. Впрочем, сегодня он не хотел думать ни о каких кражах – впереди было еще достаточно времени, и он мог провести его в этом доме, заняв одну из гостевых спален. Это было просто и приятно.