Ирина Резцова - Любовь по-черкесски. Мерем. Роман

– Ты хочешь сказать, что компании не понравился твой дизайн?

– Хуже…

– Что? – Мерем медленно поставила чашечку на маленькое блюдце.

– Представляешь, я вчера пришла в этот офис, смотрю на стены и прихожу в ужас. В одном углу я увидела нестыковку в рисунке, и теперь эта нестыковка выглядит, как дырка в стене. Представляешь? Такое ощущение, что там наверху, я в этом серьезном офисе как-будто специально нарисовала некрасивую щель!

– Это, наверное, не страшно… -успокоилась Мерем. – Наверное, можно как-это эту щель исправить. Закрасить чем-нибудь. На худой конец – выдать, как творческий замысел?

– Во-о-от, мы точно с тобой родственники! – почему-то обрадовалась Нармин. – Так как у меня времени нет исправлять ошибки этого великого гуманитария Лаймы, а показывать работу надо уже сегодня, то я..заделала дырочку в этом злосчастном углу… жвачкой…

– Как? – Мерем показалось, что ей только что признались в афере века.– Почему жвачкой? Не было краски?

– А что мне оставалось делать?! Эта щель была видна за километр, хоть и маленькая оказалась, а стена – белая. Жвачка моя – тоже белая! Что мне оставалось делать в восемь вечера, когда все строители ушли? Теперь я всю ночь думаю, отклеится ли мой строительный материал от побелки или нет?!

Мерем медленно подняла глаза. Как Нармин пришло в голову такое дикое решение? Ну, почему всегда с нею происходит что-то неординарное?

Еще в первом классе, учась писать в прописи, Нармин начала хитрить. Вместо того, чтобы добросовестно выводить крючки и буквы, она украдкой выводила буквы алфавита линейкой, потом оставалось лишь дорисовать полукруглый изгиб. В итоге получались идеально ровные заглавные буквы. Так продолжалось до тех пор, пока не заметила мама.

– Да не смотри на свой потолок, там все нормально, – прервала ее мысли сестра.

– Да я знаю, что нормально…

– Ты хотела сказать, что еще ничего сверху в твой салат не падало? – засмеялась Нармин. – Прости, это от нервов.

– Почему у тебя в жизни все, не как у нормальных людей? – Мерем не заметила, как высказала свои мысли вслух.

– Потому что мне всегда не везет с напарницами! Кто ж знал, что Лайма не рассчитает все, как надо? А теперь спит спокойно и даже храпит, как-будто специально, мне под ухо.

– Ты не громко говоришь? Не разбудишь соседку?

– Куда там! Даже если я буду кричать: «Пожар!» Она не проснется! Я удивляюсь безмятежности местных литовок. И знаешь, что самое досадное?

– Что? – Мерем отламывала очередной кусок халюж, как бы стесняясь кушать при сестре.

– Лайма через пару недель все равно уедет в свой Каунас к родителям, а я могу остаться и доделывать, так как являюсь ответственной за этот несчастный проект!

– Ну ничего, твоя жвачка еще станет ноу-хау в мире дизайна, -попыталась поддержать свою сестру Мерем.

– Мерем…

– Что?

– Как же я соскучилась по маминому щипсу и твоей жареной курице..

– Моя ты хорошая, – в сердце Мерем больно кольнуло. – Я тебя жду! Сдавай свой отчет и прилетай домой. Будет тебе и щипс с пастэ, и четлибж, и поцелуй в носик в придачу!

Мерем и не заметила, как оделась на работу. Ее мысли были далеко, рядом с сестрой.

«Как же необычно складывается жизнь у моей Нармин…. Еще вчера ее привезли домой из роддома, и я помогала маме ухаживать за сестренкой, а уже сегодня она учится в литовском университете, – думала Мерем, подводя тушь к ресницам. – Кто бы мог подумать, что Нармин попадет в программу обмена между российскими и литовскими выпускниками школ, что такой важной комиссии из министерства образования понравятся ее рисунки..Вроде бы весь мир далеко, но оказался таким близким и, на удивление, реальным…».

Мерем еще раз взглянула на себя в зеркало, внимательно провела глазами по своему белому костюму в отражении: «Нестыковка рисунка, щель в углу..надо же, как в жизни».

Затем взяла сумочку, ключи, и направилась к двери.

– Мам, я не съем столько, -взмолился Тагир.

– Сынок, ты же ничего не поел совсем! – Гупче продолжала класть жаренный с луком и красным перцем адыгейский сыр. – Ты же любишь къояжъ…

В какой-то момент капля масла из ложки с очередной небольшой порцией къояжъ перекочевала на стол, мимо тарелки Тагира. «Хорошо, что не на мою голубую рубашку или светло-коричневые брюки, – подумал молодой человек. – Иначе мой день испортился бы, так и не начавшись».

– Мамочка, ты готовишь къояжъ лучше всех, – Тагир старался найти подходящие слова, чтобы встать из-за стола. – Но если твой толстый сын доест вторую тарелку с горкой, он не успеет на работу.

– Да, где же ты толстый?! Совсем похудел! Ничего, твоя работа в двух кварталах отсюда.

Конечно, Гупче была права. Тагир и вправду работал на фабрике, до которой идти пешком нужно было всего десять минут. Вернее, десять минут потребовалось бы дойти от обеденного стола до рабочего стола Тагира.

Однако, как и многие молодые люди, Тагир предпочитал подъезжать к работе на своем коричневом Фольксвагене. «Лучше двадцать минут проезжать четыре светофора, и приехать, как человек со статусом, чем прийти за десять минут, как простак,» -думал про себя Тагир Темиргоев.

– Только работа и дом! – не унималась мать. – Думаешь, я не вижу, что ты не выходишь из своей комнаты неделями? Никуда не ходишь. А где твои друзья? Рустам не заходит к нам уже неделю, а Заур совсем забыл к нам дорогу!

Тагир лишь пожал плечами. Что он может сказать матери? Что его друзьям не нравится быть под ее чутким надзором, потому что его комната находится на первом этаже, прямо напротив входной двери? Что его комната изначально была полем обозрения для пожилой абхазской женщины? Что он сам был бы рад сбежать на волю, найти уединенное место?

Тагир промолчал. Он осознавал, что мать работает лаборантом всего на полставки в университете, и всегда после четырех часов вечера бывает дома.

Друзьям и вправду неудобно. Фактически они приходят не к Тагиру, а к Гупче. За вежливым вопросом о ее здоровье всегда следует долгий разговор обо всех родственниках Рустама или Заура. В итоге, через пятнадцать минут, Гупче уже узнавала обо всех новостях друзей сына и успевала дать этим новостям надлежащую оценку в стиле: «Я знаю, как всем надо жить, а живут все вокруг уже неправильно!». Что будет, когда мать уйдет окончательно на пенсию? Тагир боялся об этом даже думать.

– Какая сейчас молодежь стала! – рассуждала чуть полноватая женщина. – Раньше любили собираться, устраивать танцы на набережной, а сейчас…

– Мама, мы в Майкопе, а не в Абхазии…

– Ну и что, сынок?! В Майкопе нет мест, где можно собраться? – не унималась Гупче.

– Конечно, есть! Каждый четверг молодежь собирается, чтобы потанцевать на площади Ленина…