Андрей Голышков - Клинки Керитона (Свитки Тэйда и Левиора). Дорога на Эрфилар

– Обширные у тебя планы, – Саима подошёл к занавешенному окну, отвёл рукой шторку. – Погодка, гляньте-ка, будто по заказу. Может, обойдётся пока без тебя столица? Погостишь у нас недельку – другую и езжай в свои Рокоды с Тэнтрагами.

– Ждут меня в Сулузе, мама-мама, ждут, ой, не могут жить без Бил-л-л-у-у-у, – он попытался взять недосягаемую для него ноту и, сорвавшись на хрип, закашлялся.

– Кто? Никак зазнобу завёл?

Билу отложил лютню:

– Нет, кхе-кхе. Мастер ждёт. Ученик я странствующий, говорил же – забыл, что ли? На то и бир-хорат 12 12 Бир-хорат – верительная бирка Текантула, металлическая или дииоровая пластина с надписью и узелковой печатью, выдававшаяся Светлым Советом разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями. Носится при помощи шнура или цепи на шее, либо на поясе. у меня орденский имеется.

– Да ладно? Чего? – Саима прилип к окну. – Не может быть! – выкрикнул он.

– Может-может, – всё ещё думая, что разговор идёт о нём, настаивал Билу.

– Да ты-то… Там… Там Крэч! – Саима кинулся к выходу.

Тэйд подлетел к окну:

– Где? – он перескочил через протянутые ноги северянина и кинулся следом за другом.

Билу с выражением полного безразличия на лице взял лютню, откашлялся и пропел:

Поставив точку, он приглушил резонирующие струны хлопком ладони, поднялся, оглядел комнату и собранные в дорогу вещи:

– Хорошо с вами, ребятки, а без вас всё одно лучше.

Крэча поймать им не удалось. На том месте, где Саима якобы увидел неуловимого феа, стоял лишь одинокий ослик. Он радостно оскалился им, демонстрируя крепкие зубы, и продолжил жевать сено и думать о чём-то на своём ослином языке.

«Ломает, поди, голову, с чего это два его собрата по разуму носятся как угорелые по двору?» – соображал Тэйд, пытаясь восстановить дыхание. Взмокший Саима показался из-за угла сарая и плёлся теперь к трактиру, сопровождаемый пристальным взглядом недоумевавшего парнокопытного.

– Может, тебе почудилось?

Саима на это лишь пожал плечами да шмыгнул носом.

– Пойдём по кружечке, что ли, опрокинем с горя?

– Я и на зуб чего-нибудь положить не против.

– Ага, есть такое.

– Я сперва наверх – рубаху переодену.

– Погоди, я тоже.

…В коридоре было темно. Шли молча.

«О чём говорить? Обсуждать новую неудачу? Ну уж нет, – не доходя нескольких шагов до лестницы на третий этаж, Тэйд остановился. – Это что ещё такое?»

Он повернулся и указал на узкую полоску света в дальнем конце коридора – дверь в их комнату была приоткрыта. Саима кивнул, мгновенно сообразив – что-то не так. Вир же, оказавшийся, как всегда, самым смелым и лёгким на подобного рода приключения, легко и бесшумно скользнул с плеча «хозяина» на пол.

Друзья замерли и переглянулись. Тэйд приподнял бровь, вопросительно. Саима поднёс палец к губам, и он понял это, как: «Погоди, дескать, не дёргайся. Сейчас пееро поглядит, что там случилось, после чего и мы с тобой пойдём».

Беспокойство нарастало, и рассудком Тэйда завладело одно-единственное желание – поскорее покончить с этим и плюхнуться на кровать. Скоротать, так сказать, часок – другой с интересной книжечкой. Казалось, прошла целая вечность, пока в гнетущей тишине не послышался приободряющий писк Вира. Тэйд вздрогнул от неожиданности. Саима замер, скосил глаза, как бы решая, продолжать ему таиться или нет уже в этом действии ни малейшего смысла. Тишина вокруг. Ни звука – что впереди, что на лестнице вверх, что в боковом коридорчике. Вир выглянул из-за дверного полотна, недоумённо поглядел на застывших в нерешительности друзей: «Чего, мол, стоим в раскорячку, я же свистел вам, или не слышали? Неужели неясно, что тут нет никого?»

– Идём, – бросил Саима, расправляя затёкшую спину.

…Не требовалось особого ума, чтобы понять: замок выломан самым варварским из способов – мощным ударом ноги, а возможно и обеих ног. Что было не мудрено: не так просто вскрыть гордость великих механиков – кибийских феа – «Клык и Коготь», который был до ужаса простым и настолько же надёжным восьмидисковым замком-засовом, устанавливаемым в номерные двери каждой мало-мальски уважающей себя гостиницы.

Тэйд обвёл глазами в хлам разгромленную комнату.

«Ох, Великие, что за бардак!»

Бельевой сундук перевёрнут и выпотрошен; одежда и прочее тряпьё разбросаны по всей комнате. На полу несколько раскрытых, переломленных книг, одна с отпечатком сапога на смятых страницах. На столе опрокинутый цветочный вазончик, перевёрнутая кружка с расползшимся винным пятном под ней. Обе кровати были в совершеннейшем беспорядке: покрывала и простыни сдёрнуты, матрацы и подушки искромсаны ножом. Дорожные сумы, кои хозяева не спешили освобождать ввиду отбытия, предполагаемого в скорости, выворочены наизнанку, содержимое валялось тут же, образовывая на полу небольшую горку. По которой отлично было видно – где вор орудовал руками, перебирая содержимое, а где он, скорее всего, ленясь нагибаться, ворохнул холмик мыском сапога.

Тэйд кинулся к сумке, но уже на полпути от двери к окну остановился. Обведя комнату взглядом (а глядел он в основном на книги и разбросанные бумаги) юноша сник.

– Это всё, – он поднял перевёрнутый стул, сел. Уронил голову в ладони.

К нему тут же подскочил Вир и, привстав на задние лапки, принялся обнюхивать его упёртые в колени локти.

– Что случилось? – Саиме, задавшему этот, с первого взгляда, глупый вопрос, было понятно, что друга тревожит потеря гораздо более важная, нежели порванная рубаха или вспоротый матрац, но вот так сходу объяснить, что так подкосило его, он не брался.

– Записи, – губы Тэйда едва шевелились, он поднял голову, сморщился, как от сильной боли. – Мои записи. Теперь мне точно конец.

Саима подошёл к кровати, извлёк из тёмного угла оплетённую тростником бутыль с вином. Налил себе и Тэйду.

– Пей.

Тэйд отмахнулся.

– Пей, тебе говорят, – нажал Саима и, когда Тэйд сдался и сделал-таки несколько хороших глотков, потребовал: – А теперь ещё раз – чётко и внятно – что пропало?

– Не перебивай только, – вздохнул Тэйд, понимая, что рассказать придётся всё.

Саима кивнул, взял (а точнее выдрал) кружку из его дрожавших пальцев, налил ещё.

– В позапрошлом году, зимой, в Крионто свела меня судьба с одной удивительной девушкой… У меня тогда был сложный период, почитай, как сейчас. Хотя нет, хуже. Гораздо хуже. Я тогда почти сдался. Занятия мои закончились. Преподаватели и ученики разъехались. Я же валялся в своей конуре и не в силах был не то что что-нибудь сделать, а даже рукой пошевелить не мог. Так, скорее всего, и сдох бы, если бы один мой дружок не привёл ко мне свою знакомую – жрицу из храма Сэволии.