Александр Романов - Роковая ошибка

Этим же вечером они договорились о встрече.

Улица с миниатюрными малоэтажными домиками подсвечивалась лишь включенными сферическими лампами на фонарных столбах. Этот старинный квартал был излюбленным местом Дмитрия, почти буквально все здесь гармонировало с его мироощущением.

Легкий игривый дождик только что закончился, и асфальт покрылся темной, едва заметной водяной пленкой. Не имевшие ни трещинки, фасады зданий были ровно отштукатурены, и их гладкие стены от такой чистоты казались красочными иллюстрациями к старинным сказкам. Даже не присматриваясь к деталям этого монументального ансамбля, можно было с уверенностью сказать, что архитектурой этой улицы занимался влюбленный в этот квартал рачительный и заботливый хозяин. В миниатюрных клумбочках красовались, словно хвалясь своей красотой на светском приеме, королевские туи. Их темно-зеленый наряд был так очарователен, что Дима не удержался и, подойдя к одной из них, плавно провел своей ладонью по их благородной шерстке. Он восхищался этими растениями и считал, что эти статные хвойные царицы были вполне достойны украшать собой любые новогодние празднования, наравне соперничая со своими вечными конкурентами – елями.

В этот момент Дима и заметил приближающуюся к нему Лену. За двадцать шагов она казалось ему божественной светловолосой нимфой, за десять– прекрасной принцессой со сверкающими от любви глазами, вскоре между ними остался лишь один шаг, но они продолжали хранить молчание. Через мгновенье она положила руки на его плечи и заискивающе улыбнулась. Их губы приближались и, в конце концов, соприкоснулись в скромном, но очень трогательном поцелуе, от которого на лице ее в тот же миг разлилась краска смущения.

Что может быть более расслабляющим и сближающим девушку и молодого человека в моменты ссор и размолвок? Именно он и только он на самом деле притягивает сердца и связывает млеющие, словно от прекраснейшей музыки, души. Именно он рождает чувство трогательного сладострастия, раздувает гигантский костер сентиментальности всего от крошечной искры симпатии; словно зачаровывая влюбленных он обволакивает их каким-то незримым, но очень густым туманом нежности. Все это чары великого и чудодейственного волшебника, имя которому – поцелуй.

Ее правая рука, словно сама собой, потянулась к его пылающей щеке, а левая в темпераментном, но в тоже время кротком порыве стала обвивать его шею; по ее белоснежному лицу разлилась краска, выдававшая ее участившееся сердцебиение. Поцелуй длился всего несколько мгновений, но казалось, что пролетела целая вечность.

– Неужто и в этом наши симпатии совпадают? – наконец сказала она, оглядев величественных вечнозеленых красавиц и улыбнувшись своим ласковым взглядом, посмотрела него. На Лене красовались необычные своим багровым оттенком шелковые брюки и легкая розовая, облегающая ее манящую фигуру кофточка. Волосы ее были распущены и слегка развивались на ветру. К вечеру Дима тоже успел переодеться и облачиться в модную приталенную рубашку с короткими рукавами, поверху которой была накинута легкая коричневая ветровка.

– Ты права… – произнес Дима. – Обожаю этих зеленых цариц французских садов. Он сделал паузу, и красиво подбирая слова, запел своим любимицам еще более развернутые дифирамбы, попутно укоряя себя за никчемную поспешность в изложении того, что могло показаться ей совсем не интересным. Хочешь расскажу тебе о них побольше? Туи, – продолжал он, – вечнозеленые красавицы, своими плоскими побегами и чешуйчатой хвоей могут дать фору любому другому растению в садах. Их ветки, словно гордясь своим аристократическим происхождением, величественно поднимают свои кончики к вершине, прижимаясь своей хвоей к стеблю. Они тянутся вверх, к солнцу, к свету, потому что сами хотят приносить радость и свет в этот мир, где они родились. При всем при этом, туя совсем не зазнайка. Она не так уж и требовательна и посему люди еще издавна с благодарностью высаживают ее, в том числе и в задымленных городских районах, делая изюминкой любого озеленения.

Лена внимательно, не перебивая, слушала Диму, периодически ловя себя на мысли о том, как ему удавалось иметь подобные энциклопедические знания почти по любым вопросам. И все же, несмотря ни на что, ей, конечно же, было приятно находиться рядом с таким талантливым, поэтичным и романтически настроенным молодым человеком, так искусно владевшим родным языком.

– Ты просто талант! – похвалила его Лена и уважительно закивала головой. – Если бы все журналисты могли так красиво излагать свои мысли.

– Вообще-то я еще и писатель, – с немного уязвленным чувством собственного достоинства, но, ничуть не обидевшись на нее, прибавил Дима.

– А-а-а, прости, я не знала. Мне кажется, сейчас абсолютно невозможно пробиться в книжную среду, все места под солнцем на полках уже давно заняты.

Она бы с удовольствием продолжила беседу о его дарованиях, однако в глубине души она совсем не была уверена в его способностях. Двое из ее прежних молодых ухажеров тоже любили в разговоре похвалиться своими неординарными литературными способностями, только по первым же их любовным посланиям она сразу поняла, что их мечтам не суждено было осуществиться.

– Верно. Но ведь эти авторы тоже были молодыми. Когда-то и в них тоже не верили, и, высокомерно заявляя, что они не интересны, захлопывали перед ними двери, оставляя их в одиночестве со своей трагедией и крушением надежд, – настаивал Дима, которому, как и любому творческому человеку было очень тяжело слышать болезненное суждение, рубившее на корню первые, еще такие робкие шаги к исполнению своей заветной мечты. Ведь для того и существуют мечты, чтобы человек мог поверить в невозможное.

– Верно, – сухо ответила Лена, у которой в этот вечер совершенно не осталось сил на даже крошечный спор или аргументированную дискуссию. – Знаешь, если честно я сегодня так устала на работе, что мне хочется просто расслабиться и ни о чем не думать. Лена скользящим движением провела ладонью по своему лбу, затем виску и щеке. Она и впрямь выглядела уставшей. Ее глаза порядком утомились от напряженного чтения документов, и красные тоненькие прожилки нещадно выдавали ее скопившееся за день напряжение.

Где-то вдалеке, там на другом конце пустеющего на глазах бульвара, послышался, аккомпанированный нежными звуками рояля, бархатный баритон; сойдясь в экстазе они повествовали о прекрасной, но неразделенной любви.

Дима огляделся вокруг и, заметив вдалеке мерцающую вывеску многозального кинотеатра, учтиво предложил ей последовать туда и выбрать любой понравившейся ей фильм.

– Что ж, тогда давай выберем что-то легкое и смешное, – предложил Дима, когда они уже приблизились к кассе.