Иван Вересов - Майя. История любви

Я умолчал до времени о своей работе и сказал только:

– Нет, русский, просто все меня так называют. А по паспорту я Александр Сергеевич.

– А… как Пушкин. Ладно, я тебя Сашей буду звать, мне так больше нравится.

И, не дожидаясь ответа, Ангел повернулась и пошла к деревянному крылечку дома.

Я завёл «Cruiser» во двор, колёса просели в мягкую землю. Машины не заезжали сюда очень давно, если вообще когда-нибудь заезжали.

Из смежных дворов через ветхие штакетины на внедорожник уже глазели соседи Ангела. Преимущественно пожилые женщины, ну и, конечно, ребятня гроздьями висла на заборах.

Я вышел из машины, прикрыл ворота, Ангел показалась на крыльце с блестящим оцинкованным ведром и направилась к колодцу. Походка у нее была лёгкая, а сама она такая тоненькая и стройная, шла, будто не по земле, а по воздуху ступала.

– Сейчас я замок повешу, вот только воды принесу. Вообще-то я не запираю, но машина…

Я тоже подошел к колодцу, взял у Ангела ведро, чтобы набрать воду.

– Вот же гостя привела, всё сам делает, – улыбнулась Ангел и опять ушла в дом.

Колодец был не с воротом – с журавлём, я таких и не видал, только на картинках. Журавль мелодично скрипел. Пока я поднимал колодезное ведро, вода звонкими каплями стекала вниз, а когда, наконец, вышла на свет, заплескалась солнечным отражением в прозрачном круге, ограниченном стальным бортом ведра. Ангел шла к воротам, и я снова засмотрелся на ее кудряшки. Ведро качнулось, вода широкой струёй плеснула через край и прямо мне на ногу! Такая холодная, что я чуть ведро не выронил. Мне стало смешно, Ангел обернулась.

– Ты что смеешься?

– Облился… – и беспомощно развел руками. – А нельзя у вас воды попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде…

Она только головой покачала безнадежно:

– То падает, то обливается. Идем уже в дом…

И тут я вспомнил, что в шестнадцать тридцать записан на приём к советнику по международным связям и должен явится в Бельгийское консульство. Мои наручные часы показывали 16:25, альтернативы не было.

Подчиняясь обстоятельствам, я со спокойной совестью подхватил ведро и последовал за Ангелом в дом.

Чайник на электроплитке закипал медленно. Я оглядывал жилище Ангела. Собственно, и смотреть-то было особенно не на что. Старый, давно требующий капитального ремонта домик состоял из двух комнат: маленькая отделена от остального пространства лёгкой перегородкой и имела настоящую дверь, с врезным английским замком, но и здесь, вероятно, ничего не запиралось Дверь стояла распахнутая настежь, и было видно, что комната в одно окно.

Большая комната проходная, в два окна, с печью посередине, разгороженная ситцевыми занавесками, соединяла в себе и кухню, и гостиную. Из большой комнаты дверь выходила прямо в прихожую, у того окна, что напротив печи стоял стол, покрытый вышитой мережками белой скатертью, возле него венский стул с вышитой подушкой на сиденье и два простых деревянных табурета. У другой стены, рядом с входной дверью, небольшой буфет с посудой. Внутри буфета на нижней полке банки с вареньем, такие же банки и глиняные горшки громоздились сверху. Горлышки вместо крышек обёрнуты промасленной бумагой и завязаны бечёвками, на все банки наклеены аккуратно подписанные этикетки.

С другой стороны от входной двери примостились тумбочка с электрической плиткой на две конфорки и рукомойник над небольшой раковиной. За одной из занавесок виднелся угол кровати, журнальный столик со старым радиоприёмником и плюшевое кресло, покрытое зелёным клетчатым пледом.

Однако при всей скудности обстановки дом не производил впечатления унылости, в нём не было затхлого запаха тряпья и сырости, обычного для таких старых человеческих жилищ. Воздух был сухим лёгким и подвижным, аккуратно подшитые занавески чуть-чуть колыхались на сквозняке. Рыжий абажур с кистями, низко спускавшийся с потолка, и большой медный самовар на столе придавали комнате весёлый и уютный вид.

На подоконниках пышно цвела герань, её терпкий аромат смешивался с запахом сухих трав, пучками развешанных на стене и ещё каким-то другим знакомым запахом, который я не мог определить. Свежевыкрашенный дощатый пол покрывали плетёные циновки и матерчатые полосатые половики.

– Надо было самовар раздуть, быстрее бы закипел, – сказала не то мне, не то себе Ангел, доставая из буфета чашки и чайные ложки, – по выходным в посёлке напряжение слабое. А ты садись, что стоишь?

Я послушно сел.

– Ты и не спросишь, как меня зовут? – Между делом поинтересовалась Ангел, собирая на стол.

Я не знал, что ответить, не признаваться же, что про себя окрестил незнакомую девушку ангелом. В самом деле, она была похожа. Таких вот золотоволосых, голубоглазых, очень юных, рисуют на рождественских и пасхальных открытках. Только ангелы не живут в таких старых домах и не работают на конюшне.

– Извини… как тебя зовут? – всё-таки спросил я, глупо улыбаясь.

– Майя, – отвечала она.

– Красивое имя.

– Все так говорят.

Она пожала плечами, тряхнула кудряшками, потом привстала на цыпочки, потянулась наверх за банкой с вареньем.

– Давай достану, – я встал и подошел к ней.

Собственно, мне достаточно было сделать всего один шаг от стола к буфету, чтобы оказаться рядом.

– Вон ту, справа, вторую, указала Майя, – Вишнёвое, ты любишь?

– Да, очень люблю ответил я и не из вежливости, а так оно и было.

Моя бабушка всегда заготавливала вишнёвое варенье, я хорошо помнил, как она в белом фартуке, забрызганном вишнёвым соком, и со специальной машинкой для выдавливания косточек в руках сидела перед большим тазом. Машинка была похожа на шприц с пружинкой и не вызывала у меня никакой симпатии, другое дело таз полный спелых вишен. Очищенные от косточек ягоды бабушка раскладывала в тазы и миски поменьше, пересыпала сахаром. Это было так давно, словно в другой жизни. Тогда мы летом тоже жили на даче в деревянном доме…

– Ну, что же ты? Вторая справа, – повторила Майя. – Я достал банку и поставил на стол. – Вот и чайник закипел, – сказала девушка, – сейчас заварю, и будем пить.

И всё-таки, когда Майя улыбалась, я мысленно называл её «Ангел».

Она достала из буфета расписанный незабудками фарфоровый заварной чайник и две розетки для варенья.

– У меня редко гости бывают, – смущенно улыбнулась Майя и обвела взглядом комнату-кухню. – Кого в такое убожество пригласишь? Раньше всё по-другому выглядело, и дом, и двор, а теперь…

Она махнула рукой и начала заливать кипяток в фарфоровый чайник, подождала пока он нагреется и выплеснула воду в рукомойник.

– Ты здесь одна живёшь?

– Теперь – да. Раньше с родителями. Потом брат приезжал, это его комната, – она кивнула на раскрытую дверь, – он погиб.