Сергей Самсошко - Три рассказа, будоражащих нервы. Современная проза

А потом, идёт такая демагогия: каждый жалуется на своё – больное. У кого жена дура. У кого муж бабник. У кого просто – алкаш. И никто работать не хочет. И всем только жрать подавай. И носки постирай. И ржать не мешай. И вообще в людях ничего святого не осталось. Всюду только бляди и нищие; алкашы и туниядцы; воры и разбойники. Словом – грязь и слякоть.

Ах, нет. Есть ещё кучка хитрожопых гламурщиков. Сидят тихо, в своих тихих редакциях. Пишут, какой цвет войдёт в моду в следующем месяце. Войдёт, что самое интересное. Накачивают людей иллюзиями о хорошей жизни. Тащат последние деньги из народа, продавая бестолковые глянцевые журналы. Которые на хрен никому не нужны, но за неимением качественной культуры, покупают и это, в сущности говоря – дерьмо!… Тут кто-то вспоминает про олигархов. Про этих негодяев. Эти негодяи прибрали к рукам всё, что можно было прибрать. Построили капитальцы на костях честных граждан. Надо их собрать в одном месте. Сбросить в одну яму. Напустить ядовитых змей и насекомых. Ах, какие подлецы, эти олигархи!… А мы, якобы, люди правильные и честные. Сунь в карман лишнюю сотню баксов, мы никогда не изменим принципам. Гуманность и благородство превыше всего. И никто, никогда, ничего не делал только лишь ради денег. Вокруг сплошные альтруисты и благодетели. Поэзия, кричит Иван, ещё даст всем по мозгам. Пора кончать уже с этим идиотизмом. Дескать, не дело это, братцы, пить водку и курить кальяны, когда в стране такое безобразие. Вообще, культурное общество не должно допускать таких лёгких промахов. Каждый должен сознавать полную ответственность за поступки. Чересчур богатым быть стыдно. А профессионалом – достойно.

А потом, идут задушевные истории, кто, как и где отличился в лучшую сторону. Проявил героизм. Застукал взяточника. Вычислил стукача. Выяснилось, что выпивка уже подошла к концу. Пора бы сходить в магазин. Все начинают суетиться, одеваться. Хором запевают «Ой, мороз, мороз!…". Двигаются всем своим культурным обществом в магазин. Но так оттуда и не возвращаются.

На утро Иван просыпается в юлиной постели. Голый. Ну почти голый, – на нём милицейский китель. На щеках красуется сладко-красная помада. Вспоминает, играли в злого полицейского, задерживающего проститутку. Видимо, она всю ночь смягчала суровый нрав полицейского. А китель, видимо, когда-то принадлежал бывшему мужу Юли.

В голове стоит шум. В квартире царит беспорядок. Юли нет дома. Проснулась гораздо раньше. И вообще, уже не утро на двенадцатый час дня.

Первым делом Иван пытается найти вещи. Находит трусы. Надевает. Шагает на кухню. Открывает кран. Хлебает с ладошек холодную воду. Умывается. Выдавливает в рот немного зубной пасты. Полоскает рот. Щётки-то своей нет. Затем, открывает холодильник. Достаёт сливочное масло и колбасу. Намазывает бутерброд. Заваривает крепенького чаю. Завтракает. Ведёт себя по-хозяйски. Создаётся впечатление, будто уже лет десять здесь живёт. Залезает в ванную. Моется. Приводит себя в надлежащий вид, причесывая волосы.

Вспоминая обрывками прошедшую вечеринку, ухмыляется. Звонит Юле. Спрашивает, где она сейчас находится, и как насчёт работы. Юля говорит, что как раз таки находится на работе, и уже переговорила с начальством. Его берут на место швейцара. Основной обязанностью будет встречать гостей у входа, таскать чемоданы. Иван спрашивает – сколько будут платить? Юля отвечает, поначалу он будет зарабатывать десятку. Но, если добросовестно будет служить, то и на пятнадцать выслужится. А жить в гостинице ему вовсе не обязательно – может остановиться у неё. Иван соглашается. Да и выбора нет. Надо как-то устраиваться. Спрашивает, когда можно приступать к работе? Юля отвечает, начать может уже с завтрашнего дня. «Это хорошо…» – подумает Иван. Успеет заскочить домой. Показаться матери на глаза. А то, места себе не находит. Допивает чай. Одевается. Закрывает дверь на ключ. Мчится домой.

Едет в автобусе. Смотрит в окно. Мысленно перебирает варианты отговорок. Пытается объяснить двухдневное отсутствие. Придумывает красивую легенду, что всё это время был занят поиском работы. Хотя, почему придумывает?… Ведь это почти правда. Ведь всё остальное, как бы сказать… – само привязалось.

Сходит с автобуса. Расторопно направляется к дому. Идя по знакомому двору, постепенно замедляет шаг. Всё медленнее… и медленней… Садится на скамейку около подъезда. Ему становится тошно. Чувствует себя виноватым. Пытается найти объяснение. Взять под контроль эмоции. Преодолевая сомнения, тяжело поднимается на четвёртый этаж. Открывает дверь квартиры. Заперта. К счастью, есть ключи. Всё таки открывает. С осторожностью заходит внутрь. Разувается. Снимает пальто. Вешает на крючок. Входит на кухню. Никого. Заглядывает в комнату. Тоже пусто. И вообще в квартире никого нет. «Странно. – думает Ваня. – Ведь сегодня воскресенье. Мать должна быть дома.» Хочет позвонить. Увы, батарея разряжена. Достает из комода зарядку. Включает. Снова пытается позвонить. Абонент не отвечает. «Странно. – думает Иван. – Может не слышит?…» Набирает ещё раз. И ещё. Молчок. Абонент не отвечает. Начинает тревожиться. Метаться по комнатам. Затем, спускается этажом ниже. Стучится в дверь Марфы Васильевны.

Та открывает, и говорит:

– Вот он, Голубчик!… Явился. Где ж ты пропадал всё это время?…

– Работу искал. – уклончиво отвечает Голубчик. – Марфа Васильевна, вы мать не видели?… Может она у вас гостит?…

– Как же, видела. – отвечает старушка. – Нет, не у нас она гостит.

– А, где же?… – осторожно спрашивает Иван.

– В больнице, милый мой!… Сердечный приступ у неё случился. Вот из-за таких, как ты!… – укоряет Марфа Васильевна.

– Ясно… – виновато повесил голову Иван. – Так, она умерла что ли?!… – напугано спрашивает.

– Откуда мне знать. Может и умерла уже. Меня ведь об этом не уведомили. Поезжай – узнаешь.

Иван быстро одевается, гонит в больницу. По дороге ему видятся ужасающие картины похоронных процессий. Видит, как мать уже лежит в гробу. Слышит, как священнослужитель отпевает заупокойную мессу. Машет кадилом. Чувствуется запах ладана. Видит опавшее, могильно – бледное лицо матери. На лбу чёрная ленточка. Руки сложены на груди. В руках воткнута свечка. Видит, как спускают на верёвках в могилку. Собравшиеся бросают землю. Могильщик устанавливает крест у ног. Не удержавшись от нарастающего ужаса, Иван плачет. Молит Господа, чтобы всё обошлось. Что он вовсе не хотел, чтобы так получилось. И, что он готов пойти на любой компромисс, лишь бы мать поскорее выздоровела. Взявшись за голову, кричит сквозь слёзы: «Господи, за что?!… За что?!…»

Приехав в городскую больницу, Иван мечется по этажам. Спрашивает у прохожих, где тут находится реанимационное отделение. Отвечают, надо идти на первый этаж. То есть, видно, промахнулся в спешке. Прибегает в реанимацию. Дверь, как правило, в таком отделении заперта. Не пускаю никого, даже родственников. Дождавшись, пока кто-нибудь выйдет из отделения, бросается на первую попавшуюся медсестру. Спрашивает Смирнову Анну Петровну. Отвечают, что её уже перевели в кардиологическое. Говорят, это на четвёртом этаже.