Екатерина Мельникова - Аморальное поведение. Когда есть те, на кого можно положиться

Сегодня у меня на пути встречается не так много кошек, как обычно. Дело в том, что в близлежащих к моей крошечной школке старинных пятиэтажных домах найдется по одному разбитому люку от подвала, и во всех этих подвалах прописались коты, кошки и их котята. Они захватили целые помещения и трубы. Перед уроками я навещаю каждое семейство и кормлю их домашними сухариками, сыром, мертвой курицей из бесцветного папиного супа или колбасой. Задумываюсь над своими возможностями и тем, как могу использовать их, чтобы помочь бездомным животным, все лучшие идеи и мысли записываю в Волшебный Блокнот, но, к сожалению, даже брошенного котенка не могу принести домой с улицы, поскольку отец меня за это разнесет, а из котенка спечет пирожки. Поверьте, если бы вы увидели моего бледного лохматого и тощего отца, его неряшливый стиль, все его безумные татуировки, его тонкий шрам вдоль щеки и его манеру летать на мотоцикле, у вас возникло бы такое же подозрение. Ну а чем еще этот судья в мантии, ловко, как трансформер, превращающийся вечером в байкера в черной коже, может заниматься у себя дома? Только печь пирожки с котятами. Смотрели фильмы про трансформеров? Один из них со мной через стену живет.

С улицы я слышу звонок на урок, тревожный и визгливый, как пожарная сирена, от него даже коты разбегаются. Оставляю полупустой пакет сухариков грязным котяткам, и, перекинув через голову ремень от сумки, реактивным самолетом лечу в кирпичное здание, перепрыгивая клумбы и забор. Все сидят за партами, когда влетаю в класс и из реактивного самолета превращаюсь в мальчика, который дышит громче, чем разговаривают двадцать пять человек. Свое дыхание я бы нарисовал темно-синим, настолько оно сумасшедшее. (Так, Кипяток, картины выкинул из головы!) Нового преподавателя на месте нет, и я перевожу дух, делаю вид, что пришел вовремя.

Одним прыжком приземляюсь на свой стул за первую парту среднего ряда и принимаюсь копаться в сумке, но сперва жму руку Ярославу Пашутину. Или просто Паштету.

– Что за урок? – спрашиваю, все еще пытаясь откапать в сумке смысл жизни.

– Сейчас будем знакомиться, а вторым уроком чтение. – Уныло отвечает Ярик. Худший день в жизни сегодня не только у меня. – Ты чего не был на «линейке» первого числа? И не отвечал на мои сообщения все выходные? Мы хотели собраться на Точке.

– Интернет тупил. Отец сказал, не пойдет на «линейку», ему ведь наконец-то дали работу мечты, ну и с каким чертом тогда мне там было тусить? Еще я не смог из хаты выйти, потому что отец нечаянно забрал все ключи, когда пошел шляться. – Слово-яд «нечаянно» выходит идеально, потому что за ним стоит нечто настолько фальшивое, настолько ненадежное, сгнившее, как деревянные дощечки пола, что его можно стереть с рисунка, если бы оно было нарисовано самым простым карандашом с самым легким нажатием на бумагу.

– Так ты взаперти просидел? Несколько дней? И что делал?

– Играл.

– Во что?

– На пианино. Что интересного было на «линейке»?

– Абсолютно ничего, какой-то олень из четвертого класса наряжался в Буратино и бегал по площадке с бумажным ключиком, всех спрашивая, на черта надо учиться. Я думал, приедет твой дедушка, как всегда.

– Деда в Питере задержали в суде на пару дней. – Собственный ответ заливает мою душу сыростью, потому что я начинаю воображать, как круто прошли бы выходные, если б не этот неутешительный факт.

Ярик вкратце пересказывает, как прошла игра на Точке, и как затем прошел дома вечер с его родителями-медиками: его папа-педиатр спалил цыплячьи крылышки, а мама-фельдшер стала орать на Ярика, потому что подумала, что это он их спалил. Папа признал свою вину, и маме пришлось продублировать истерику по отношению к другому обвиняемому. Затем друг рассказывает, что к нам наведались новые учителя. То, что у нас новая классная руководительница, мне известно, но чтобы и по музыке пришла другая училка, это для меня уже сюрприз в пороховой коробочке.

– И как она?

– Молодая, стройная и хорошенькая. – Хитро подмигнув, шепчет Ярик, будто бы это он ее такой слепил. Ничего себе! – У нее во-о-от такие сиськи!

– Не показывай на себе, Паштет. А новая «классная» из чего?

– Из страшного сна, – непринужденность Ярослава перерастает во что-то такое, от чего я хочу спрятаться на дне Японского моря. – Во время «линейки» я хотел проткнуть свое сердце Буратининым носом.

– Старая? Злая? Летает на метле и носит шляпу-колпак? Убивает прикосновением? Замораживает взглядом? Ест детей до десяти лет? – угадываю я, но Паштет интригует молчанием, сопровождаемым плотно сжатыми губами. Какой бы фантазией на космическом уровне я ни обладал этим утром, никогда бы в жизни не предугадал такой резкий сюжетный поворот.

– Дружище, это мужик.

– Гонишь?! – оглядываю весь класс, развернувшись в полкорпуса. Ситуация: «Зацени приметы по достоинству». – Нас будет вести мужик?

Люди положительно гудят. Только сейчас замечаю ауру нелепой возни, которая витает вокруг каждой девчонки, кроме Принцессы Лали. Вот дрянь, этот новый учитель еще и красивый.

Эй, эй! – хочется закричать в небесную высь. – Вообще-то у нас уже имеется один учитель-мужчина, красивый, лет тридцати максимум, который преподает физкультуру (нет, не преподает, а прорявкивает), и одного такого потрясения бедным детям достаточно, не все ж такие отвязные, как я, но чтоб двое! Справлюсь ли я? Какая катастрофа.

Прежде чем увидеть препода вживую, мне необходимо понять некоторые особенности его личности, чтоб подготовиться морально – это все равно, что со всех сторон изучить предмет рисования и разгадать его скрытую суть прежде, чем начать выносить образ на бумагу, поэтому я расспрашиваю Ярика подробнее, но не успевает он ответить, как все наши курицы делают глубокий синхронный вдох, полный обожания, поправляя на себе одежду и волосы. Секунда – и я смотрю на супермена в очках, который вошел в наш класс танцевальски, и перед нами оказалось нечто в лучах юпитеров. Стройность его, заключенная в девяти метрах роста, полна тихой мощности, для учителя младших классов эти полуприкрытые в истоме веки и большие губы из серии «специально для теток» – абсолютный нестандарт. По-хорошему, ему бы прямо сейчас в студию к студентам-художникам сверкать там своею неповторимостью.

– Не вставайте, мы ведь уже поздоровались, девочки, не надо. – Так говорит, будто в классе одни девочки только и учатся. Затем этот сукин сын обнажает свои идеальные зубы (ну звезда, не иначе), я оглядываюсь, лишь бы от этого блеска зрения не лишиться, и замечаю, что возбужденные девчонки отклеились от стульев, когда же ленивые пацаны скучно растеклись по своим скучным столам, приступив ожидать конца скучных уроков. Учитель неторопливо садится за письменный стол напротив меня, кладя перед собой журнал, так неторопливо, словно чтобы девчонки успели насладиться его движением. Я и не подозреваю, как у меня зигзагом кривится рот. Сперва обращаю внимание на томный низковатый голос, – он как будто питается всеобщей девичьей симпатией в свой адрес вместо завтрака. Может, мне остудить его воспаленную гордость, чтоб она не валила из него, как дрожжевое тесто из-под крышки?