Мария Устим - Замуж за Германию. Мифы Золотого Запада

Отношения с баркипершей у Линды были почти что родственными, ей даже было позволено регулярно звонить домой из телефона-автомата, стоявшего в баре. Линда наслаждалась особым статусом и вела себя как кошка, гуляющая сама по себе, а точнее, как волчица, не упускающая свою добычу даже в, казалось бы, пустом лесу.

Помощи в том, чтобы заработать побольше денег (а, может быть, и о чем-то еще) Линда просила только у Бога. Анна замечала, как иногда она тихонько молится в углу. Трудно сказать, кто помогал этой особе больше – Бог или черт, – но так или иначе, дела у нее шли хорошо.

Другая молодая и независимая дама двадцати восьми лет – Диана – уже успела сходить замуж за одного своего клиента, немца, «почти миллионера». Он был намного старше ее, импотент, и души в ней не чаял. Но поскольку где-то просчитался, не заплатил налогов и сидел за это в тюрьме, его супруга, оставшаяся без мужа и доходов, считала вполне нормальным приезжать пару раз в год в бордель, чтобы набить кошелек поплотнее. Жить широко она любила, кроме того, уже и привыкла.

Рост Дианы, совершенно нестандартный, под два метра, как рост модели на подиуме, бросался в глаза всем клиентам. Не успев вернуться с одного свидания, едва присев и глубоко вздохнув, она уже чувствовала на себя взгляды следующего обожателя. Тогда Диана лениво поднимала свое длинное тело и неторопливо, как жирафа, шла к барной стойке, чтобы поприветствовать клиента и выпить с ним бокальчик просекко.

Видимо, из-за экзотичной оригинальности и роста Диана пользовалось бешеной популярностью у маленьких мужчин, и каждый день полулениво-полуизбалованно собирала сыпавшиеся на нее денежки. Она не скрывала надменности и преимуществ перед другими девушками и общалась исключительно с теми, кто смотрел ей в рот, во всем поддерживая и потакая.

Немецкий муж, знавший о ее пребывании здесь (по всей видимости, от самой Дианы), присылал из-за решетки пышные букеты цветов жене. «Все же радость, – думала истосковавшаяся по семейному очагу Анна, – все-таки знаки внимания…»

Но самой яркой из свободных дам, работавшей, правда, под четким руководством своего сутенера и друга-любовника, была голубоглазая и белокурая, сочная, фигуристая западная украинка по прозвищу Мерилин Монро. По-русски она говорила с сильным акцентом (точнее, с говором), а одеваться любила броско, чаще всего в наряды подчеркивающие свежесть ее лица, яркого, сексапильного красного цвета. Таким же огненно-алым она очерчивала свои чувственные, пышные, просто созданные для любви и обожания губы.

Мерилин, – а попросту Марайка, – была так естественна, эротична и при этом наивно-непосредственна, смеялась так звонко и легко, что складывалось впечатление, будто ничего другого она в своей жизни не делала, как только сводила мужчин с ума, занималась сексом, наслаждалась, в общем, жила в свое удовольствие! То, что она зарабатывала этим деньги, было как бы между прочим, сродни побочному явлению.

Марайка-Мерилин была той уникальной, неповторимой звездой секс-бизнеса, у которых на лице написана сила соблазна и харизма чувственности, урожденной богиней эротики. Всегда выделяясь среди других работниц, Марайка вызывала их вечное осуждение, зависть и шушуканье за спиной. При этом она вела себя так, как будто это ее просто не касается. Мерилин знала, что делает, и знала, что делает свое дело хорошо.

Анну восхищала умопомрачительная легкость этой украинской красунi. Вот чего не хватало здесь многим, чтобы пережить зависимость и бытовую неустроенность! Марайка была особой, яркой жемчужинкой в этом смешанном, сумбурном, иногда безвкусном ожерелье из женщин, волею судьбы оказавшихся под одной крышей.

Интересно, что в Австрии представительниц древней профессии называют секс-работницами, а в службе занятости Германии эти услуги занесены в алфавитный каталог. Закон относится к ним так же, как к услугам парикмахерши или посудомойки. Для нашего менталитета подобное чуждо, однако в этом и заключается эффект притяжения другой страны: непохожими ни на что стилем, правилами, устоями.

Птица свободы

К каждому дню, наступавшему вслед за ночью и неизвестностью, Анна относилась совершенно благоговейно и сознательно – с ожиданием чуда, ради которого она, собственно, сюда и приехала. А именно – чтобы в корне изменить свою жизнь.

На помощь ей приходила молитва всех молитв, написанная рукой любимой подруги. Каждый день она брала ее с собой на работу в бар, тем самым усиливая собственную веру в успех и чудо. Сложенный вчетверо листок с молитвой лежал в небольшой косметичке – в ней было все необходимое для свидания с клиентом: небольшая расческа, кондомы, помада и пудра плюс пара немецких фраз на бумажке и словарик, который она читала при слабом свете красных настольных ламп бара. Возможность подразмять немецкий она использовала всегда, особенно, когда было немного клиентов и делать было нечего. Чем больше знаешь, тем тверже твой успех! – в этом Анна была уверена на все сто.

С молитвы же она начинала и заканчивала свой день, старательно прочитывая длинный текст, состоящий из таких сильных, таких нужных ей сейчас строк. Вот эта молитва, Псалом девяносто.

Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словеси мятежна. Плещма Своима осенит тя и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни. От вещи, во тме преходящия, от сряща и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе; к тебе же не приближится. Обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое. Вышняго положил еси прибежище Твое. Не приидет к тебе зло. И рана не приблизится телеси твоему. Яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою. На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. Яко на Мя упова и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его. Долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.

Анна сидела у барной стойки. Снова и снова внимательно перечитывала благоговейные строчки из Псалма. Гостей не было, поэтому девушки пользовались свободой передвижения в границах дозволенного. К Анне подошла белокурая Изабель. В ответ на ее бесцеремонное: «Что это у тебя?» – Аня закрыла листок рукой. Изабель не унималась: «Ну че, тебе жалко, что ли? Покажи!» Аня, с симпатией относившаяся к Изабель, развернула листок. Взглянув, та философски-почтительно кивнула головой: «Ага. Ясно, ясно». И как будто узнав об Анне что-то особенное, оставила ее в покое.