Валентин Азерников - Отпуск за свой счет

А потом шла обычная молодежная вечеринка. Пили, жевали бутерброды, танцевали.

– Узнаешь? – тихо спросил у Кати Юра и кивнул на своего приятеля, известного киноактера, который с мрачным лицом отплясывал с Леной.

– Похож на… – и Катя назвала фамилию актера.

– Так это он и есть.

– Ну да? Такой печальный? Он же всегда веселый. А тут…

– А чего ему тут смеяться. Он же не на работе. Он всегда у нас мрачный был. Мы в школе вместе учились. На одной даже парте сидели. А теперь он на экране, а мы в зале.

– Ага, – сказал актер. – Я на тряпке, а вы в жизни.

– Но ты крупным планом, а мы в темноте.

– А свет перегорел, и меня нет. А вы домой пошли.

– Странно, – сказала Катя, – вы всегда такой смешной, а говорите как-то…

– Я ж сейчас свои слова говорю.

– Вот ты придумай ему этюд, – сказал Юра, – он сразу веселым станет.

– Этюд?

– Такой-то человек в таких-то обстоятельствах.

– А как это – чтоб смешно было? – спросила Катя у актера.

– А в жизни все смешно – откуда посмотреть.

– Я знаю, – сказала Лена. – Я уже все придумала. Вот допустим… – она посмотрела на Катю, – вот, скажем, ты приходишь к одной своей знакомой… Так?

– Уже смешно, – сказал актер.

– Смешно? – удивилась Катя.

– К своей – очень смешно.

– Нет, серьезно, – сказала Лена.

– Серьезно – это еще смешней. Ну и что там у вас дальше?

– Ну вот, приходишь, – Лена снова посмотрела на Катю, – а там у нее – другой мужчина.

– Да? Оригинальная ситуация.

– Этюд, этюд! – закричали все. – Только не халтурь.

– Хоть бы один новый сюжет, – пробормотал актер, отошел к окну, потом повернулся резко и… и сыграл этюд «нежданный гость». Все смеялись; одни посматривали на Катю – со снисхождением, другие – на Лену, с осуждением. Лишь автор постарался в этой ситуации сохранить нейтралитет:

– Вряд ли у кого поднимется рука бросить в Лену камень, – заметил он. – В общем, ее даже можно понять. Еще сегодня днем, когда она последний раз говорила с Юрой по телефону, у нее не было в личной жизни никаких проблем. Так, во всяком случае, ей казалось. И хотя между ней и Юрой не было разговоров о любви или о чем-нибудь таком, но это ничего не значило. Кто в наше время говорит о таких пустяках?! Говорили о вещах серьезных: о лицензионных пластинках, о гоночных «Ягуарах», о пикниках в стиле «ретро» – с непременной плетеной корзиной, куда можно уложить полуфабрикаты, по возрасту тоже принадлежащие к этому стилю. И вдруг – Катя, как гром среди ясного неба, как снег на голову, как свет в темной комнате, делающий невозможным то, что мгновение назад казалось неизбежным. Что же оставалось Лене в этой ситуации? Естественно, то, что на ее месте сделала бы любая: бороться за свое призрачное счастье, вернее, даже не за счастье, – может, Лена и не считала то, что у них с Юрой было, счастьем, а главное – против соперницы. Не за, а против – ты уже тогда как бы и не агрессор, а пострадавший, на твоей стороне сочувствие народов. И надо сказать, поначалу Лена не отвергла этой возможности. Но потом ее осенило…

В конце вечера, когда стол опустел, а воздух стал густым от дыма, Лена, как бы только что сообразив, спросила Катю:

– Слушай, а где ты остановилась?

– Пока нигде, – сказала Катя, – но вы не беспокойтесь, я в гостинице…

– Я не знаю, – пожала плечами Лена, – может, ты депутат Верховного Совета… Хотя в этом случае у тебя были бы в Москве другие знакомые… Но если нет…

– Нет, – сказала Катя.

– Тогда не суетись. Пустое.

– Мы что-нибудь придумаем, – неуверенно сказал Юра.

– Зачем придумывать, – сказала Лена. – Девушку я беру к себе.

– Как – к себе? – опешил Юра.

– Друг моего друга – мой друг, – усмехнулась Лена.

– Нет, что вы, – возразила Катя, – не беспокойтесь. Я устроюсь в гостинице.

– Да нет, – сказал Юра Лене. – Это неудобно.

– Кому? Тебе? – ехидно осведомилась Лена.

– Почему мне? Тебе. Ты же совсем ее не знаешь. Вы же совсем незнакомы.

– Вот и хорошо, и познакомимся. Заодно. Будет о чем поговорить. И битвы, где вместе сражались они… Да? – обернулась она к Кате.

Когда Катя и Лена вошли в прихожую, из комнаты выглянула Ленина мама:

– Наконец, я уж беспокоилась.

– Мамуля, – сказала Лена, – познакомься, это Катя, моя подруга. Я тебе говорила.

Катя изумленно взглянула на Лену и кивнула маме.

– А, да, – сказала мама. – Вы из Тбилиси.

– Нет, мама, Катя из Верхнеярска. Ты забыла.

– Да… Наверное… Извините, я что-то теперь все путаю. Заходите, пожалуйста. Я вам сейчас приготовлю постель.

– Что вы, – сказала Катя, – нет, нет, не беспокойтесь. Я сама.

– Да никакого беспокойства, я все равно не спала. Леночка говорила, вы к ней были так добры.

– Что вы, – удивилась Катя. – Я?

– Мама, ты опять все напутала. Катя только собирается быть ко мне добра. Все еще впереди. Правда? – она заговорщически посмотрела на Катю.

– Но все равно, – сказала мама, – она ведь твоя гостья. Вы прямо с поезда, наверное? Устали?

– Нет, я утром приехала.

– Что же не сразу к нам? Леночка, ты могла бы…

– Катя выбирала – к кому. Конкуренция. Нарасхват. Насилу у Юрочки отбила.

– Ах, вы Юрочку тоже знаете? – обрадовалась мама.

– Еще как, – сказала Лена. – Они старые друзья. В школе вместе.

– Что ты, – сказала мама. – Катя такая молодая.

– Он пионервожатым у них был. Сборы проводил. У костра. В лесу. «Существует ли любовь?» С чтением стихов. Юра говорит, Катя очень хорошо читает. Особенно лирику. Ты попроси, она почитает, – Лена усмехнулась и подмигнула Кате.

– Ой, пожалуйста, – сказала мама. – Я так люблю поэзию. А то сейчас все больше… Особенно девятнадцатый век. Так изящно. Вы Тютчева ничего не помните?

– Что ты, мама, его же в школе не проходят.

Катя покачала головой, немного помедлила, не решаясь, а потом, пзглядев на Лену и усмехнувшись, тихо прочитала:

«Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовется, -

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать…»

Она прочитала это так просто и проникновенно, что мама восхищенно прошептала:

– Да, да… действительно…

А Лена ошеломленно посмотрела на Катю, словно не веря своим глазам, спросила на всякий случай у мамы: «Действительно, Тютчев?» – и не дожидаясь, пока мама ответит утвердительно, сказала:

– Да… Похоже, плохи мои дела.

Но потом Лена взяла реванш: пришла очередь Кате изумляться.

Катя сидела на корточках около своего чемодана и как завороженная глядела на Лену – та перед зеркалом свершала вечернее священнодействие: стирала грим жидким кремом, потом накладывала другой крем, более густой, потом его промокала салфеткой и клала на кожу третий – все это медленно, с застывшим лицом, молча – «чтобы не было морщин», – как сказала она наконец.