Вольфганг Борхерт - За дверью

Бэкманн . Так точно, господин полковник. Забрался. Под Сталинград, господин полковник. Только прогулка не задалась – нас окружили. Мы три года воевали, все сто тысяч. А наш вождь носил штатское и ел икру. Три года ел икру. А другие спали под снегом и жевали степную пыль. И хлебали пустой кипяток. Но вождь должен был есть икру. Целых три года. А нам брили головы. По самые шеи – или наголо – тогда в это особо не вникали. И безголовым еще повезло. Не пришлось все время жрать икру ложками.

Зять (потеряв терпение). Нет, ты только послушай, тесть! А? Как тебе это?

Полковник. Мой юный друг, Вы все перевернули с ног на голову. Мы все-таки немцы. Мы все-таки держались нашей крепкой немецкой правды. Кто высоко ценит Правду, тот всегда впереди, сказал Клаузевиц.

Бэкманн . Так точно, господин Полковник. Прекрасно, господин полковник. Я обеими руками за – за Правду. Мы поели досыта, господин полковник, серьезно – досыта, господин полковник. Мы надели новую рубашку, костюмчик со всеми пуговицами и без единой дырочки. А потом включили плиту, господин полковник, потому что у нас ведь есть плита, мы включили плиту и сварили грог. И опустили жалюзи, и развалились в кресле, потому что и кресло у нас есть. И наша супруга чудно пахнет духами, и никакой крови, не так ли, господин полковник, никакой крови, мы наслаждаемся чистой постелью, ведь она у нас есть, у нас обоих, господин полковник, она ведь ждет нас в спальне, мягкая, белая, теплая. И мы высоко ценим правду, господин полковник, нашу крепкую немецкую правду.

Дочь. Он псих.

Зять. Да нет, просто пьян.

Мать. Отец, останови его. У меня от этого человека мороз по коже.

Полковник (неуверенно). А у меня – сильное подозрение, что Вы один из тех, кому война малость перепутала воображаемое с действительным. Почему Вы не стали офицером? Вошли бы в приличное общество. Взяли бы приличную жену, и теперь у Вас был бы приличный дом. Сами были бы приличным человеком. Почему Вы не офицер?

Бэкманн . У меня слишком тихий голос, господин полковник, слишком тихий.

Полковник. Видите, Вы слишком тихий. А если по правде, так из тех, кто немного устал, немного рохля, так?

Бэкманн . Так точно, господин полковник. Точно так. Слишком тих. Слишком мягок. И устал, господин полковник, устал, устал, устал! Потому и уснуть не могу, господин полковник, не сплю ночами, господин полковник. Затем и пришел сюда, к Вам, господин полковник, затем что знаю, Вы мне поможете. А я так хочу отключиться.Больше мне ничего не надо. Только заснуть. Крепко-крепко заснуть.

Мать. Отец, не подходи к нему. Мне страшно. У меня от этого человека мороз по коже.

Дочь. Брось, ма. Он просто вернулся слегка повернутым. Такие не опасны.

Зять. А по-моему, он довольно наглый, этот господин.

Полковник (подумав). Предоставьте все мне, дети, я таких вояк знаю.

Мать. Господи, да он спит стоя.

Полковник (почти отечески). С ними просто надо пожестче. Дайте-ка, я сам.

Бэкман (издалека) . Господин полковник.

Полковник. Ну, так чего ж Вам надо?

Бэкманн (издалека). Господин полковник?

Полковник. Я слушаю, слушаю.

Бэкманн (сонно, заворожено). Слушаете, господин полковник? Тогда хорошо. Если Вы слушаете, господин полковник. Вот я и расскажу Вам мой сон, господин полковник. Он снится мне каждую ночь. А потом я просыпаюсь от жуткого крика. И знаете, кто это кричит? Я сам, господин полковник, я сам. Смешно, да, господин полковник? Кричу – и больше не могу заснуть. И так каждую ночь, господин полковник. Подумайте, господин полковник, – каждую ночь без сна. Потому я и устал, господин полковник, так чудовищно устал.

Мать. Отец, не подходи к нему. У меня просто мороз по коже.

Полковник (с интересом). Так Вы говорите, сон Вам не дает спать?

Бэкманн . Нет, мой крик. Не сон, а мой крик.

Полковник (с интересом). Но ведь это сон заставляет Вас кричать, да?

Бэкманн . Представьте себе. Он заставляет меня кричать. Потому что сон этот очень странный, знаете ли. Я Вам расскажу. Вы же слушаете, господин полковник, правда? Человек играет на ксилофоне. Играет очень быстро. И начинает потеть, этот человек начинает потеть, потому что он очень толст. А играет на гигантском ксилофоне. И каждый раз он должен подпрыгивать, чтобы ударить. Вот он и потеет, потому что действительно очень-очень толст. Но потеет не потом, вот что странно. Он потеет кровью, пенистой, темной кровью. И кровь эта бежит по его штанам двумя широкими алыми ручьями, и от этого он делаетсяпохож на генерала .Он совсем как генерал! Жирный, кровавый генерал. И это, наверное, бывалый, стреляный генерал, потому что успел потерять обе руки. Да-да, он играет тонкими, длинными протезами, похожими на рукоятки гранат, деревянными, с металлическими кольцами. Это очень странный музыкант, генерал-то, потому что и клавиши его гигантского ксилофона совсем не из дерева. Нет, поверьте, господин полковник, поверьте мне, они из костей. Верьте мне, господин полковник, – из костей!

Полковник (тихо). Да, верю. Из костей.

Бэкманн (все еще заворожено, призрачно). Да, не из дерева, из костей. Чудные белые косточки. У него там черепа, и лопатки, и бедра. А вот октавой повыше – кости рук и ног. Потом ребра – много тысяч ребер. А за ними, в конце ксилофона, где самые высокие нотки, – там пальцы, пальцы и зубы. Да, последними лежат зубы. Такой вот ксилофон у толстяка с генеральскими лампасами. Разве не смешной музыкант этот генерал?

Полковник (неуверенно). Да, очень смешной. Очень, очень смешной.

Бэкманн . Вот тут-то все и начинается. Сон тут-то и начинается. Значит, генерал стоит перед огромным ксилофоном из человечьих костей и выстукивает протезами марш. «Слава Пруссии» или «Баденвейлер». Но чаще всего он играет «Выступление гладиаторов» и еще «Старых товарищей». Чаще их. Вы же их знаете, господин полковник, знаете «Старых товарищей»? ( Тихо напевает.)

Полковник. Да-да. Конечно. (Тоже начинает петь.)

Бэкманн . И тогда приходят они. Тогда выступают они. Гладиаторы, старые товарищи. Тогда они встают из братских могил, а от их кровавого стона несет до самой белой Луны. И оттого стоят такие ночи.Вонючие, как кошачье д… Кровавые, как пятна малинового варенья на белой сорочке. Такие стоят ночи ,что трудно дышать. И мы задыхаемся, если нет губ, чтобы целовать, и шнапса, чтоб выпить. До самой Луны, до белой Луны поднимается кровавый стон, господин полковник, когда встают мертвецы в пятнах варенья.

Дочь. Слышите, он псих? Он говорит, Луна белая! Белая! Луна-то!