Эдвин Гилберт - Камни его родины

Он шел по мощеной дорожке вдоль заросшей плющом стены медицинского факультета и размышлял.

Слава богу, хоть удалось уклониться от приглашения вступить в корпорацию медиков. И без того хватает комитетов и заседаний. Отказ от этой великой чести был самым отважным поступком за всю его юную жизнь, если, конечно, не считать поступления в Йельский университет вопреки давней традиции Остинов учиться в Гарвардском. Но после этого он как-то поплыл по течению и не сумел осуществить свои планы. Так они и остались планами. Теперь он с улыбкой припомнил тот памятный день в старинном доме Остинов на Коммонвелт-авеню, когда он вдруг обратился к отцу с неслыханным заявлением.

– После долгих размышлений, – сказал он, – я решил не поступать в Гарвард...

Румяное лицо отца посерело, так он был поражен.

– Мне хотелось бы учиться где-нибудь на Западе, – добавил Эбби.

– На Западе? – Отец даже поперхнулся. – Ты что же, собираешься поступить в Йель?

И хотя прежде ему и в голову не приходила мысль о Нью-Хейвене, этот вариант оказался единственным, на который согласился отец.

Эбби дошел до Хай-стрит, когда с Харкнес-Тауэр донесся бой часов. Минута в минуту! Вечно он является минута в минуту! Почему бы иной раз и не опоздать или не прийти раньше времени? Он смотрел на Стрит-Холл, где Нина Уистер назначила ему свидание, и не понимал, почему ему так хочется опоздать. Будь на его месте Рафф...

И тут он увидел Раффа Блума, который выскочил из-за угла Чейпл-стрит и устремился под мост. Эбби ждал, повернувшись лицом к ветру и покуривая сигарету. На этот раз он все-таки опоздает. Очень хорошо! Рафф держал в руке бумажный кулек – конечно, с виноградом!

– Я встретил твою сестру, и она... – начал Рафф еще издали.

– Знаю, – ответил Эбби. – Я уже звонил ей в отель. Там у нее Винс.

– Господи, Эбби, девчонка еще хуже, чем ты говорил. – Рафф порылся в кульке и вытащил гроздь винограда.

Эбби улыбнулся, стараясь не показать, как глубоко его огорчили эти слова.

– Мы собираемся к "М. и М. " выпить. Надеюсь, ты с нами?

Рафф свирепо расправлялся с виноградом.

– Мне надо работать, – коротко бросил он.

– Винс приглашает нас провести вечер вместе, – сказал Эбби.

– Твоя дурацкая сестра произвела на Винса такое впечатление, что прямо смотреть тошно, – разразился рафф, ожесточенно выплевывая виноградные косточки. – Я был лучшего мнения о его вкусе.

– Пойдем, Рафф, – настаивал Эбби. – Будет тебе валять дурака! Что это за вечер без тебя!

– Не прихватить ли за компанию еще этого негритенка, которого она подцепила в поезде? – проворчал Рафф, мотая головой.

– Ах, ты вот о чем? – сказал Эбби. – Ну, это похоже на Трой. Только ведь она и вправду...

– И к чему это кривлянье, к чему эта поза: "Ах, посмотрите, какая я ужасная либералка!" – вскипел Рафф. – Почему она не хочет быть такой, какая есть?

– А она такая и есть, – отвечал Эбби. – Во всяком случае, думает, что такая.

– Ну и черт с ней, – сказал Рафф. – Прости меня, Эбби. Я сегодня не в духе.

Рафф действительно был мрачен как туча (о чем Трой уже сообщила Эбби). Его темно-синие глаза стали совсем черными. Ни с того ни с сего Эбби вдруг попытался представить себе, как выглядело бы лицо Раффа, не будь у него сломана переносица. Пожалуй, без этого дефекта оно потеряло бы часть своей привлекательности. И вообще оно не могло быть другим. Такие лица, состоящие из одних только углов и пересекающихся плоскостей, выражающие одновременно силу и нежность, бывают у поэтов, боксеров и, может быть, у клоунов. "Таких людей, – подумал Эбби, – никогда толком не поймешь: на их лицах одновременно отражаются самые противоречивые чувства и настроения. Словом, все вперемешку".

Эбби неохотно попрощался с Раффом и некоторое время смотрел ему вслед. Вот его высокая фигура мелькнула на мгновение под готической аркой Уэйр-Холла и скрылась в мрачных глубинах здания. Досадно, что Рафф Ушел. Эбби всегда лучше чувствовал себя, когда он был Рядом: Рафф умел решительно всему придать интерес, умел вселить уверенность в собеседника и как бы обострить его зрение.

Эбби посмотрел на зеленый циферблат башенных часов. Опоздал на пять минут. Отлично!

Он перешел улицу и поднялся по ступенькам небольшого, в романском стиле, портика Стрит-Холла. Нина стояла в дальнем конце высокого вестибюля, беседуя с какой-то развязной девицей в синих штанах и белой блузе навыпуск.

Ожидая Нину и не спуская с нее глаз, Эбби продолжал размышлять: с обычной своей трезвостью он отдавал себе отчет в том, что каждая встреча с ней вызывает у него какой-то приступ слабости. В отличие от этой мальчишеского вида девицы, с которой она сейчас разговаривала, Нина была необыкновенно привлекательна. Ибо, несмотря на то, что в последнее время она усвоила какую-то аффектированную манеру держаться, во всем ее облике была та гармония, которая делала ее совершенно неотразимой для Эбби: волосы у нее были еще светлее, чем у него, но оттенок совсем не такой, как у заурядных блондинок, – они как будто отливали потемневшим серебром. Когда она смеялась, на щеках у нее появлялись маленькие ямочки; она не злоупотребляла этим и смеялась не слишком часто. Прямые плечи и нежные очертания груди придавали ее фигуре удивительное равновесие и совершенство пропорций, которое напоминало ему совершенство и чистоту линий в архитектуре Миса ван дер РОЭ, блестящего и оригинального немецкого архитектора, лучшим созданием которого в Америке считался новый городок Иллинойс-ского технологического института, куда в свое время так хотел поступить Эбби.

И еще были в Нине чистота, целомудрие – качества, которые делали ее, быть может, несколько холодной, но зато приносили Эбби огромную эстетическую радость. Нередко он спрашивал себя – и сейчас, ожидая ее, думал о том же, – не напоминает ли ее лицо портрет, виденный им в бостонской картинной галерее, когда он в один из воскресных дней с матерью и сестрой медленно обходил величественные ледяные залы?

– Здравствуй, Остин! – окликнула его Нина. Она шла к нему грациозной, уверенной, чуть-чуть торопливой походкой.

– Извини, я опоздал, – сказал Эбби.

– Я уже решила, что ты подвел меня, Остин, – сказала Нина, когда они спускались по ступенькам.

Эбби решил опаздывать почаще. Он убедился, что Нина тановилась внимательнее к нему, как только ей приходило С голову, что он может забыть о ней.

– Я обещал Трой зайти за ней к Тафту, – сказал Эбби. Они шли по Чейпл-стрит к отелю. Что-то заставило его просить: – Кто эта девушка, с которой ты разговаривала?

– Ах, эта? Это Лесли Хойт, наша натурщица по классу обнаженного тела.

– Безобразно худа для натурщицы, – сказал Эбби.

– Ничуть, – ответила Нина. – Просто она так одета. – Засмеявшись, она добавила: – Зацепило?