Влад Снегирёв - Соцветие поэтов

Любителям биографий

Ещё одна причина малой популярности Анненского – тот забавный факт, что сейчас бόльшим спросом пользуются биографии авторов, чем их стихи. Донжуанский список Пушкина известнее «Полтавы», а Айседору Дункан знают лучше, чем «Пугачёва». Сколько современных авторов сделало свою маленькую карьеру на исследовании постелей Серебряного века! К сожалению для них, и в этом смысле Анненский на редкость скучен. В 24 года женился на 38-летней женщине, у которой уже было двое сыновей-подростков. С ней он и прожил всю жизнь. Был у него за это время лишь один «роман», с женой пасынка. Дальше лучше предоставить слово ей. Из письма О. П. Хмара-Барщевской В. В. Розанову:

«Вы спрашиваете, любила ли я Иннокентия Фёдоровича? Господи! Конечно, любила, люблю... И любовь моя «plus fort que rnort» ... Была ли его «женой»? Увы, нет! Поймите, родной, он этого не хотел, хотя, может быть, настояще любил только одну меня... Но он не мог переступить... его убивала мысль: «Что же я? прежде отнял мать (у пасынка), а потом возьму жену? Куда же я от своей совести спрячусь?» … Ранней весной, в ясное утро мы с ним сидели в саду дачи Эбермана; и вдруг созналось безумие желания слиться... желание до острой боли, до страдания... до холодных слёз... Я помню и сейчас, как хрустнули пальцы безнадёжно стиснутых рук и как стон вырвался из груди..., и он сказал: «хочешь быть моей? Вот сейчас... сию минуту?.. Видишь эту маленькую ветку на берёзе? Нет, не эту... а ту... вон высоко на фоне облачка? Видишь?... Смотри на неё пристально... и я буду смотреть со всей страстью желания... Молчи... Сейчас по лучам наших глаз сольются наши души в той точке, Лёленька, сольются навсегда...»

А потом он написал:

Анненский был последним в ряду наследников безукоризненно чистых людей, святых русской литературы – таких, как Карамзин и Жуковский. По любопытному совпадению, все эти поэты стали знамениты через своих учеников: Карамзин, вообще не бог весть какой стихотворец, стал отцом-основателем русского романтизма. Жуковский воспитал Пушкина, Вяземского, Батюшкова. Имя Анненского взяли на вооружение акмеисты, в первую очередь Гумилёв и Ахматова.

Звёзды из ларца

Существует, к сожалению, достаточно нелепая легенда о том, что причиной смерти Анненского стало… уязвлённое поэтическое самолюбие. Действительно, подборка его стихов была снята из журнала «Аполлон» ради беспомощной подборки Черубины де Габриак, коей не на шутку был увлечён редактор Сергей Маковский. Но мне, кажется, до некоторой степени оскорбительным предположение, что все эти достойные люди – Елизавета «Черубина» Дмитриева, Максимилиан Волошин, Сергей Маковский – могли до такой степени поразить в сердце поэта совершенно иного уровня, с совершенно другими взглядами на жизнь. Право же, смерть от мелкого литературного укуса могли придумать только столь же мелкие сплетники. У Иннокентия Фёдоровича проблем хватало и без Волошинских забав.

Если уж заговорили о сплетнях, как курьёз можно упомянуть рассказ Ахматовой о том, что Анненский, узнав о замужестве её старшей сестры, якобы сказал: «Я бы предпочёл младшую». Как обычно, это не подтверждено ничем, кроме буйной фантазии поэтессы. Впрочем, справедливости ради напомню, что Ахматова исключительно высоко ценила Анненского. Именно ей принадлежат слова о том, что весь русский поэтический авангард уже содержался в книге «Кипарисовый ларец». Хлебников, Маяковский, Пастернак, Ходасевич (переворачивается в гробу от такой компании), сама Ахматова – всё это уже было в 1909 году.

Так часто бывает в науке: два исследователя могут сделать одно и то же открытие, но если большой учёный просто упомянет об этом при случае, маленький слепит из своего наблюдения целую статью, а то и книгу. «Кипарисовый ларец», посмертный сборник стихов Анненского, задал направление русской поэзии на десятилетие вперёд. Невозможно представить, как один и тот же человек мог написать настолько разные стихи, мог одинаково виртуозно владеть всеми поэтическими инструментами – притом что главные, лучшие стихи Анненского всегда просторечны, даже немного косноязычны: как у любимого им Случевского. Нет в «ларце» лишь одной ноты ближайшего будущего – советской. Бог миловал.

Михаил Мельников

Жизнь Беллы Ахмадулиной - роман, но трудно представить автора, у которого хватит такта и смелости написать такую книгу.

Героиня чужой прозы

Впрочем, она уже несколько раз бывала героиней чужой прозы: Евгений Евтушенко описал её в романе «Не умирай прежде смерти» (многим запомнилась пронзительная сцена совместного вымаривания клопов в одну из курортных ночей 1957-го, кажется, года), а Юрий Нагибин под именем Геллы вывел в своём дневнике, стоящем, думаю, нескольких романов. Евтушенко пишет с ностальгией и любовью, Нагибин - со страстью, переходящей в ненависть (ненависть ему вообще очень удавалась), и у Нагибина героиня, конечно, ярче, выпуклее. Тут и презрение к смерти - он замечает в самолёте, что, если самолёт начнёт падать, все побегут спасаться, а она нет. Тут и пассивность в добывании благ, и полное неумение чего-либо целенаправленно добиваться - ведь она знает, что сами принесут всё, что надо, и сложат к её ногам. Правда, особенного шарма и достоинства придаёт ей то, что если не придут и не сложат - она проживёт.

Сама была лучшим собственным произведением

Едва ли не лучшее, по-моему, её стихотворение шестидесятых годов - «Заклинание» - сопровождалось этим рефреном: «Не плачьте обо мне, я проживу счастливой нищей, доброй каторжанкой... чахоточной да злой петербуржанкой на малярийном юге проживу». Дальше там слабее, она вообще редко могла даже в молодости выдержать целое стихотворение на одном, сразу взятом уровне.