Иван Аксенов - Неуважительные основания

В Женеву малоезжий путь
  Светлей пути в Дамаск
Его огней не отпугнуть
  Многолеорду каск.

Мне, будто, восемнадцать лет,
  Меня не проведут:
Я вижу полосатый плед,
  И надоконный прут.

Через пятьдесят пять минут,
  Не изменяя курс,
Пересекать не преминут
  Нагорный город Курск.

Но (не определю) разъезд
  Или, размыв пути,
На выключенье ранних звезд
  Настаивал идти.

Там непомерною звездой
  Горела медь свистка,
Над отуманенной водой
  Светающе легка.

Так больше не цвела сирень
  А золотой жасмин
С тех пор не обращал плетень
  В глазурный каолин,

Всего же волшебства острей
  Был чуткий паровоз,
Сквознейший балерин кисеи
  И тени от стрекоз;

От рельса золотой росы
  За облака ввинтясь.
Святые осенял часы
  Земленебесный князь.

Им кто то, видимый едва,
  Кому то говорил,
Я и не разбирал слова,
  Но голос звонкий был.

Припомню паровик,
  Пожалуй потому –
Что с этого в любви привык
  Не верить ничему.

Всеосияиней луч косой
  Застраховал меня
Неслышней поступи босой
  Прозрачнее огня.

Из благоустроенной пасеки трут навсегда изгоняется,
И не надо, подруги, никакой идеализации…
Такси было расхлябанное,
Карбид вонючий:
Векрнулся усталый, но не раскаянный;
Залюбовался ее ключицей –
Освешение? – Закат за спиной колдовал. Тишина
За стеной промышляла охрипших ступенек…
А необходимо сказать, что она целый день была чрезвычайно нежна:
Подготавливалась экстракция денег.
И подкатывался щитовидный вопрос,
Конфузом: догадался – не догадался?
Притаился в ней от каблука до плачевно сожженных волос,
До гусиной улыбки, неоценимей семнадцатилетних признаний,
Что, что?.. Король собирался на подвиги –
Снарядился он на беду:
В поход трубили о вторнике
В среду объявился в плену.

На щуплой бумажной ленте спешили слова от Мальты, Оттавы, Посьета,
Уржумки, Дублина, Стокгольма, Тимбукту, Уайна, Сингапура.
Повторились правильно, только, сразу, предел 2 сантиметра –
Два города стали: это солнце весны расцвело во Владивостоке
И разорвался закат, ионизуя осенний прилив Сен Луи Патози.

На улице муниципальная машина
Вертится и размешивает грязь –
Свет не разведет своего клина:
Солнечный свет не газ.
Ну! Как эта канава раскапывалась –
Не упоминаем мы –
Где то многоэтажными шляпами
Direction Etoile-Italie.
На улице проблески обыкновенного бензина
Муниципальный велосипедист;
Машина всяческого значения и смысла,
Вертится день между крыш.
Размешивает, но не рассмешит
Необутые ветки лип
Необузданный ветер липкий:
Неопознанная вещей лепкой
Статуя просто грязь.
Нами же создан свет.
Не нам только мост разведет
Лай своего пролета.
Что убедительней рычага и клина?
Что смелей, чем стремительный солнечный кран?
Свет! Свет! Свет! – бесконечно делимый –
Не газ, не фонтан,
А вот эта вот, необгоняемая улица
За огнем фонари и ацетилен
Окно, пол, лимонный соус, курица –
Маклореновский ряд дилемм.

Сколько бы я не крестил зулусов,
На пари – они меня съедят
В утверждение трансцендентальных вкусов
Той страны, где зреет кокотаж.
Право! – Отслужившего билета
Легче, отвалился день
Не подставили ему корзины,
Полируя регулярный стаж.
Прочерчиваюсь без перспективы.
Даже свистать – загадится
Корней угольного отложения –
Оттого – стыжусь, забыв ея заглавьице,
Не могу еще простить – оглавления
И немногочисленных листов икры.
Напрасны усилья белой печати:
Далек зеленоптичий край,
Не переставая громоздили дни,
Выкормленных, выпоенных считая
По неокаемляемому говоруну, свет, мигни.
Ты погас, мокрый звон
Не окликай меня
В этом неперпендикулярном воздухе
Где, обеззолотя тополя ЭКЛИПСЪ –
Зияющий подсолнух ветра,
Заглядываю на него мельком,
Да не надо и ответа мне –
За трамвайными тэтами
Расплетаются возможности всех цветов –
Электричество погушено,
Тучи густы
И еще не зажигали газ.

Милые мои друзья! – Облака, облака в улице:
Мало ли дразнить обломками состояний?
Обмылкамти поезда (кто его видел?) обдало.
Молимся радостью ропота в дали, дали, дали…

Отваля волненье разъезжее.
Радость разбежится еще кромешнее –
Волноломы ли у нас не мощные?
Устоять!
   Или он опять завертится,
Уравнитель, стачивающий свой эксцентрицитет
И, не уберегаясь от мерзости
Обезоруживающих цитат,
Подкошусь в ореол лазоревый –
Широкоувеличивающий окуляр
В метаэротическом лепрозории
Безапелляционных карт?
Наплевать!
   Мы давно повенчаны.
Я и этот распыляющий распев гудков
В затухании беспыльно ветренном
Просыхающих прощай – платков.

Не превозмозгла свое сиянье,
Дня полуотцвеченный разлив
Все еще ежеминутным садом
Завивая вялый перегиб.
Вот оно и все – Но только
Сколько, сколько звонкого просыпалось
Град ли? Велосипедные шарики? Вряд ли все-таки смех;
Но переключенье вспыхнуло
Безоглядным, неприятной, предотлетных стай
Раскатистою выходкой –
В опрокинутом стакане,
В белизне перил,
В окончательном расколе
Обещанья. Прям
Был еще последний вызов
И не отведен заход:
Свейся ея ветрило –
Турбина, эссенция, Нот.
Кто меня «любит не любит»,
Кого разлюбил – равно
Замерзнут и ресницы и слюни
На М (m – n + 2) оборот!
Смейтесь же над неудачей,
Сморкаясь по мере сил:
Только тогда заплатим
За перерыв пути
Если… « Берегитесь молодого»
«А старик Ваш никого не устрашит»
«Ожидайте, но не дольше года»
Уноси Ты, мое горе, уноси.

Я хочу задремать на том,
Что заклепано высотою
Покрываемые и дол и дом.
Отбуксовывают холостою,
Что до слабых вершин Монсо
Котелков распустили четки,
Что ловлю на лету серсо
Радиотелеграфной трещетки,
Что, холодный обведя валер
Обозначающий помост
Я на тебя накину флер –
Чужих и собственная подлость.
Неотменимый поворот
Извечно тянущая хорда –
Вот он, параллелизма и проблеск:
Изоляторы в звании непреходящих ioт,
Напрасная гордость!
Порхая крыльями рваного зонтика
Осень капелью осмеет
Периодический, лампа за лампой
На зеркальных асфальтах
Лакированный хоровод,
А зима в карнавальной заутрени,
Голубея в глубину, голубей
Благословя на Верленовой лысине,
Разведет метель конфетти.
И зашелестит бумажной радугой
На амвон, где застыли парные
Рубины туманов,
Где прессуется ожидание
Среди фарфоровых труб и слов,
Где сервируют научно препарированный поезд
На операционный стол,
Юркнула крыса в граммофонный рупор.
Звезды подземные.
Молчание караульных шагов.
Задумчивая грубость.
Но ведь это, все же, не та
Окончательная бесполезность –
Сна расклепанная высота
Иль‑де Франсовая окрестность.