Константин Вагинов - Песня слов

В своем докладе, прочитанном 27 сентября 1923 г. в Пушкинском доме, поэт Вс. Рождественский восклицал: «Петербург! (Не „Петроград“ – слово, чуждое культуре, безродное, сочиненное, а именно Петербург!) <���…> история отошла от него к кипящему сердцу страны и унесла с собой время, оставив на невских берегах вечность. „Петербург“ – пользуюсь образом одного из стихотворений М. Лозинского – это корабль, отошедший в неведомое плавание. Он уже вне времени. В нем теперь, как в Риме и Париже, скрещиваются пути всех времен и всех культур. Но ближе всего ему, кажется, дорический портик и тяжелый меч римского Сената.

Вот почему сочетание античности и Революции – тема чисто петербургская, определившая многое в поэзии О. Мандельштама, Анны Радловой и К. Вагинова. <���…>

Второе, более значительное, что внесла Революция в сознание петербургских поэтов, – это прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство полной свободы от времени и пространства…» [4] Рождественский Вс. Петербургская школа молодой русской поэзии // Записки передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. 1923. 7 октября. № 62. С. 12.

Флагманом культурной жизни Петрограда выплывал в 1921 году знаменитый Дом Искусств, или «Диск», описанный впоследствии в романе О. Форш «Сумасшедший корабль». Размещался он в доме у Полицейского моста, выходившем тремя фасадами на Мойку, Невский проспект и Большую Морскую. В бывших меблированных комнатах и трехэтажной квартире прежнего домовладельца, купца Елисеева, поселились писатели и художники, был выделен зал для лекций и концертов, помещение для возникших при «Диске» семинаров и студий. Занятия поэтической студии «Звучащая раковина», которые вел Н. С. Гумилев, вместе с другими молодыми поэтами посещал и Вагинов. После теоретической лекции часто играли в буриме, импровизировали стихотворные диалоги, иногда при участии членов «Цеха поэтов», а то и устраивали веселую кучу-малу на полу в холле [5] См.: Наппельбаум И. Звучащая раковина // Нева. 1982. № 12; Тихонов Н. Устная книга // Вопросы литературы. 1980. № 6; Чуковский Н. Правда и поэзия: Из воспоминаний. М., 1987; Ходасевич В. Цит. соч. . На занятиях «Звучащей раковины» Вагинов познакомился и с А. И. Федоровой – позже она стала его женой.

Еще до революции, гимназистом, Вагинов начал писать стихи – тетрадь этих юношеских стихов, подаренная автором К. М. Маньковскому, хранится в РО ИРЛИ [6] Видимо, это и есть «парчовая тетрадь» ранних стихов, которую Л. Чертков числил утерянной. В наст. изд. публикуется отдельным приложением. . «Центральные темы вагиновского творчества – судьба культуры в современном мире, Петербург как хранитель европейской культуры, гибель античных богов – уже намечены в юношеских стихах, – пишет Т. Л. Никольская. – Здесь впервые появляется образ истощенного, бледного Аполлона с печальным и мутным взором. В одном из стихотворений Христос и Аполлон, ставшие „простой игрушкой людей“, превратились в изгнанников, тоскующих в далекой снежной Сибири о былом величии. <���…> Поэт предсказывает гибель города, после которой последует его воскрешение как языческого центра и история пойдет по новому кругу» [7] Никольская Т. Л. К. К. Вагинов (Канва биографии и творчества) // ЧТЧ. С. 68–69. .

Первым литературным объединением, в котором принял участие Вагинов, был союз четырех молодых поэтов (кроме него, туда входили упомянутый К. М. Маньковский и братья Б. В. и В. В. Смиренские) с юношески претенциозным названием «Аббатство гаеров», возможно, восходящим к названию французской литературно-художественной группы «Аббатство» [8] Существовало с 1906 г. по начало Первой мировой войны. В свою очередь, французские писатели назвались так в подражание Телемскому аббатству у Ф. Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль»). В «Аббатство» входили Ш. Вильдрак, Р. Аркос, А. Мерсеро, Ж. Дюамель, Ж. Ромен и др. . Слово «гаер» позволяет предполагать, что название было предложено Вагиновым: именно для его стихов и особенно прозы характерен оттенок «гаерства» – шутовства, балансирования на лезвии иронии, в то время как в стихах Б. Смиренского и В. Смиренского (писавшего под псевдонимом Андрей Скорбный) этого оттенка нет [9] См.: Скорбный А. Звенящие слезы. Пб., 1921; Скорбный А. Больная любовь. Пб., 1922; Смиренский Б. Лунная струна. Пб., 1921; Смиренский Б. В лимонной гавани Иокогама. Пб., 1922. Стихи, впрочем, довольно слабые и несамостоятельные. О дальнейшей литературной судьбе братьев Смиренских см.: Краткая литературная энциклопедия. М., 1971. Т. 6. Стлб. 973–974. .

Но «Аббатства» молодым братьям Смиренским показалось мало, и они затеяли «Кольцо поэтов имени К. М. Фофанова» – один из занятных эпизодов литературной жизни тех лет. «Кольцо» было образовано в марте 1921 г. при участии Константина Олимпова (сына К. М. Фофанова), в прошлом – соратника Игоря Северянина по эгофутуризму. Смиренские разработали устав, по которому от членов «Кольца» требовалось «влечение к высокому и непонятному», а также интерес к поэзии Фофанова, и разослали приглашения вступить в «Кольцо» множеству литераторов. Сохранилась стихотворная афиша, в которую вошли имена всех тех, кто ответил согласием на предложение вступить в «Кольцо», – этот любопытный документ эпохи можно прочесть в Приложении. Книги участников «Кольца поэтов» и К. М. Фофанова должны были издаваться на членские взносы. «Кольцо поэтов» просуществовало недолго, но успело издать несколько книг, в том числе книгу стихов Вагинова «Путешествие в хаос» (в количестве 450 экземпляров). Книжечка, открывавшаяся посвящением «Достохвальному аббатству Гаэров», была тоненькая, небольшого формата, так что «на ветру на улице» ее «нужно было крепко сжимать в пальцах, чтобы несколько талантливейших страничек не улетели, подобно крохотной птичке» [10] Борисов Л. Родители, наставники, поэты… Книга в моей жизни. М., 1967. С. 85. .

«Путешествие в хаос» собственного сознания, смятенного внешними событиями и взорванного опьяняющими веществами изнутри, – это книжка местами еще ученическая, но уже характерно вагиновская. «Стихи его бред, конечно, но какой заставляющий себя слушать бред! – писал Вс. Рождественский. – Хорошей болезнью встряхнуло Вагинова – он потерял чувство обычного пространства и обычного времени. Широко раскрытыми глазами смотрит <���он> на райские леса, которыми зарастают городские площади, и в трамвайном лязганье слышит колокольчики кочевого Багдада. <���…>

В наше культурное время большая роскошь оступиться на гладкой дороге. Ошибки Вагинова приятны. <���…> „Увидеть по-новому“ самая дорогая возможность для поэта» [11] Рождественский Вс. <���Рец. на:> Островитяне: Альманах стихов // Книга и революция. 1922. № 7 (19). С. 63. .