Константин Вагинов - Песня слов

Не один Вс. Рождественский приветствовал появление новой фигуры на поэтическом горизонте Петрограда. Доброжелательно отозвались на вагиновский дебют И. Груздев, О. Тизенгаузен, Г. Адамович. Сам Вагинов, однако, был недоволен, скупал нераспроданные экземпляры, исправлял и дописывал и только после этого дарил друзьям [12] См.: Никольская Т. Цит. соч. // ЧТЧ. С. 72. . Экземпляр же, подаренный Александре Ивановне, по ее рассказу, сжег и сказал: «Это плохие стихи». Впрочем, эта привычка – исправлять уже напечатанную книгу – сохранилась у него и позже: так, в РО ИРЛИ хранится переделанный таким образом экземпляр романа «Козлиная песнь».

Вторую часть «Путешествия в хаос» составил цикл «Острова», датированный довольно невероятно и, возможно, даже с вызовом – 1919 г. Автор в это время, судя по всему, «кормил вшей» да таскал на себе раненых в товарные вагоны, стихи же, болезненно-изысканные, с легким оттенком пародии, зовут: «О, удалимся на острова Вырождений…» Позднее образ острова, островов станет у Вагинова одним из сквозных – будь то остров Петербург в стране Гипербореев («От берегов на берег…», 1926) или же остров Цирцеи, на котором поэт-Одиссей спасается от моря социологии («Козлиная песнь»). И громить его и его друзей будут как «островитян искусства» [13] Таково название статьи А. Селивановского с критикой творчества Вагинова (Селивановский А. В литературных боях. М., 1930). , бежавших на свой эстетский остров от нужд «реальной жизни». Словом, далеко не случайно следующее поэтическое содружество, в которое вступил Вагинов, носило название «Островитяне». Кроме него, туда входили Н. Тихонов, С. Колбасьев, П. Волков, а также две наиболее интересные участницы «Звучащей раковины» – Ф. Наппельбаум и В. Лурье. Осенью 1921 года были подготовлены два машинописных поэтических сборника. Первый, датированный сентябрем, сохранился в нескольких экземплярах, что касается второго, то ни один его экземпляр не обнаружен. Весной 1922 г. вышел типографский альманах «Островитяне I» со стихами Вагинова, Тихонова и Колбасьева, датированный декабрем 1921-го. «Был подготовлен к печати, но не вышел в свет альманах „Островитяне II“, который должен был появиться в феврале 1922 года, – пишет А. Л. Дмитренко. – В него предполагалось включить стихи Н. Берберовой, К. Вагинова, П. Волкова, С. Колбасьева, Вс. Рождественского, Н. Тихонова и М. Цветаевой. Неудачей обернулись попытки издать книгу Вагинова „Петербургские ночи“ (1922). Помещенный в ее наборной рукописи анонс позволяет предположить, что островитяне заручились поддержкой Д. И. Выгодского, располагавшего полиграфической базой в Гомеле. Очевидно, воплощению этих планов помешали финансовые и технические трудности» [14] Дмитренко А. К истории содружества поэтов «Островитяне» (Машинописный альманах) // Русская литература. 1995. № 3. С. 209–224. Публикуя один из двух сохранившихся экземпляров этого первого альманаха, находящийся в его собрании, исследователь подробно описывает его оформление и историю возникновения. . Кроме издательской деятельности, участники группы проводили публичные чтения, в основном на частных квартирах.

«Мы выпустили даже что-то вроде манифеста, который напечатал Эренбург в Праге, – вспоминал Н. Тихонов в своей „Устной книге“. – <���…> Когда нас спрашивали, отчего мы называемся „Островитяне“, не живем ли мы на Васильевском острове, мы отвечали:

– Нет, нет, наш лозунг – из островов растут материки» [15] Дмитренко А. К истории содружества поэтов «Островитяне» С. 125–126. Ср. в автобиографии Н. Тихонова (Приложение). Как выяснилось, в 1909 г. это был девиз журнала «Остров», издававшегося Н. С. Гумилевым и А. Н. Толстым (Anemone A., Martynov I. The Islanders' Poetry and Polemics in Petrograd of the 1920s // Wiener Slawistischer Almanach. 1992. Bd. 29. S. 112). .

Можно предположить, что для Вагинова в слове «островитяне» содержался смысл, более близкий к его «Островам». Содружество вскоре распалось – слишком разными были объединившиеся в нем поэты. Сам факт союза с Тихоновым и Колбасьевым, однако, означал для Вагинова некоторый отход от «Цеха поэтов», куда он был принят как «подмастерье». «Очевидно, что „Цех поэтов“ и „Островитяне“ воплощали в то время два главных направления развития гумилевской школы, – отмечает Дмитренко. – При этом различие между ними было обусловлено не столько отношением к творческому наследию учителя, сколько восприятием пореволюционной России. В 1922 году островитяне писали о себе: „Ясность, точность, веселый поединок творчества, боксирующего со вчерашним днем, – наше сегодня. Семь лет войны и революции – наши Илиада и Одиссея“» [16] Дмитренко А. Цит. соч. С. 213. Автор цитирует высказывание островитян по публ.: Из переписки Н. С. Тихонова / Публ. В. Тихоновой и И. Чепик // Дружба народов. 1986. № 12. С. 262. . Характерно, что рецензия на альманах «Островитяне» помещена в журнале «Жизнь искусства» непосредственно под тихоновской статьей «Граненые стеклышки» – резким выпадом против «Цеха поэтов».

В том же 1921 г. Вагинов был принят в Союз поэтов. Вскоре он сблизился с эмоционалистами и сыграл заметную роль в их сборнике «Абраксас» [17] Вышли три номера: первый в октябре 1922 г. под ред. О. Тизенгаузена и «при ближайшем участии» М. Кузмина и А. Радловой; второй – в ноябре 1922-го и третий – в феврале 1923 г. под редакцией двоих последних. Название сборнику дал М. Кузмин: Абраксас у гностиков – верховное космологическое существо. .

Здесь было опубликовано несколько его стихотворений и два небольших прозаических произведения: «Монастырь Господа нашего Аполлона», нечто среднее между манифестом, притчей и фантазией, и «Звезда Вифлеема», где противопоставление новой религии «вифлеемцев» гибнущей языческой культуре приобретало рискованный политический оттенок [18] Оба произведения републикованы Т. Никольской в «Литературном обозрении» (1989. № 1). .

Стихотворения, помещенные в «Островитянах» и «Абраксасе», говорят о стремительном поэтическом росте Вагинова – видимо, сказались и уроки Гумилева. Пропали юношеские восклицания и придыхания – эта квазидинамика, на деле тормозящая движение стиха; появилось спокойствие остранения и вместе с тем – весьма оригинальное «лирическое я»:

В 1923 г. Вагинов поступил на Высшие курсы искусствоведения при Государственном институте истории искусств, где, по некоторым сведениям, учился до 1926 г. [19] Справедливости ради отметим, что А. Г. Островский, учившийся на этих курсах в те же годы, в письме к автору этих строк отрицал факт обучения там Вагинова, с которым был знаком. Среди предметов, преподававшихся там, были и весьма, на сегодняшний взгляд, экзотические – такие, например, как нумизматика, история танца; случалось, профессор читал лекцию одному-единственному студенту. В эти годы Вагинов печатается в разных журналах и альманахах (историю некоторых из них читатель найдет в примечаниях), составляет сборник «Петербургские ночи» (который, однако, не был издан), пишет поэму, известную под названием «1925 год», и многие стихотворения, которые, пожалуй, можно назвать программными, – о непостижимой природе творчества, о трагической несовместимости поэта с миром.