Сильвен Тессон - Лето с Гомером

И тут наступает развязка ахейских невзгод. Стены вот-вот поддадутся напору. В «Илиаде» стена символизирует собой защиту и суверенитет, но также – некий предел, данный обществу. Стена, как и всякая граница, является драгоценным сокровищем, и это великое несчастье, если в ней открывается брешь. Две тысячи пятьсот лет спустя после Гомера ревнителям плоского мира, без наций и без границ, следовало бы присесть в уютной тени какой-нибудь крепостной стены и поразмыслить об «Илиаде»:

Линия фронта проседает. «Все на штурм кораблей», – кричит Гектор, и троянцы нападают на греческие корабли.

Таким образом, Гомеру понадобилось пятнадцать песней, чтобы прийти к следующему результату:

Ахиллес обещал помочь, если троянцы подберутся к кораблям.

Сказано – сделано. Настала пора вступить в битву. Ахиллес мог бы здесь вдохновиться прекрасными словами Фернандо Пессоа [15] Фернандо Пессоа (1888–1935) – португальский поэт, драматург и мыслитель. Цитата – из его «Книги непокоя» (М.: Ад Маргинем Пресс, 2018). , написанными двумя с половиной тысячелетиями позднее: «Действовать – значит познать покой».

Возможно, это помогло бы избежать многих смертей.

Но не будем спешить. Ахиллес еще не вступил в сражение. Пока что он соглашается с тем, чтобы к рядам сражающихся примкнул Патрокл в доспехах Ахиллеса. Для Ахиллеса это способ послать вместо себя на войну свою голограмму:

Иронизирует ли здесь Гомер?

Или это для него возможность напомнить о том, что нельзя избежать чрезмерности, этой кровожадной твари? Ахилл ведь вскоре превратится в свирепого монстра, а тут вдруг дает своему другу советы насчет умеренности.

Это как если бы Сталин цитировал Евангелие, а Тарик Рамадан [16] Тарик Рамадан (род. 1962) – мусульманский религиозный деятель, известный во Франции своими радикальными высказываниями. давал бы уроки правил хорошего тона или еще как если бы султан Эрдоган рассуждал на троянской равнине с королем Саудовской Аравии о правах человека:

Свирепейший из монстров призывает своего друга к сдержанности.

Нужно будет вспомнить эти строки, когда мы будем читать о бойне, устроенной самим Ахиллесом. Патрокл его не слушает. И оставляет в рядах троянцев кровавые бреши. Гомер использует показательный оборот, говоря о ярости Патрокла: «муж неразумный». Он убивает Пирехма, Ареилика, Пронооя, Фестора, Эриала, Эримаса, Амфотера, Эпальта…

Он переходит все границы – и это большая ошибка. И как это всегда происходит у Гомера, наказание ждет его там, где он совершил грех. Всякая жестокость уже содержит в себе приговор. Всякая чрезмерность взывает к возвращению бумеранга. И тут наступает возмездие.

Против Патрокла выступает Аполлон, и Гектор поражает его ударом копья в живот. «Тут, о Патрокл, явился последний предел твоей жизни» [17] Перевод Гнедича: «Тут, о Патрокл, бытия твоего наступила кончина». («Илиада», XVI, 787). Выражение «последний предел» могло бы стать подзаголовком вообще всей «Илиады».

Гектор будет наставлять эту охваченную безумием душу до тех пор, пока Патрокл не издаст последний вздох:

Но мы еще не насытились хюбрисом [18] Хюбрис ( др. – греч .) – гордыня, самолюбие, в гомеровской традиции – нарушение божественной воли; это понятие в античности включало в себя и чрезмерность. . Над равниной поднимается слепая сила. Люди сменяют друг друга, сражаются войска, гибнут герои, и над всем этим царит чрезмерность, переходя от одного к другому. Она – как вирус. Как психически заразная болезнь. И на этот раз ею заразился Гектор. Сняв с Патрокла доспехи Ахиллеса, он надевает их на себя, не воздав должное погибшему.

И тогда Зевс говорит:

Важно правильно понять это обвинение: «вопреки порядку вещей». Каждый предостерегает другого от чрезмерности, чтобы не оказаться в ней виноватым. Человек патетически трогателен. Ясное понимание ситуации всегда принадлежит другому, потому что сам человек не может обладать ею по отношению к самому себе. Это мифологическая формулировка расхожей истины: «Поступайте, как я говорю поступать, но не так, как я поступаю сам».

Ахиллес узнает о смерти Патрокла, смерти своего друга и двойника. Убитый горем, он примиряется с Агамемноном и решает вступить в битву. Но у него нет ни оружия, ни доспехов, потому что Гектор забрал их. Для Гомера это оказывается поводом для создания прекрасной интерлюдии о встрече Фетиды и Гефеста.

Фетида, мать Ахиллеса, просит этого бога-кузнеца выковать новое оружие. (Ох, как она трогательна, эта мамочка, снаряжающая своего сына в «Галерее Лафайет» мифологии, чтобы он под бой барабанов смог броситься в объятия своей судьбы, то есть – смерти!)

Итак, Ахиллес, удрученный смертью своего друга Патрокла, примирился с Агамемноном и готов к битве, снаряженный усилиями своей матери. Вскоре он, неистовый и разъяренный, вступает в бой. Это начало второй стадии Ахиллесова гнева. Здесь проявляется его сверхжестокость:

Мы уже знаем, как работает механизм хюбриса . Его ничто больше не может остановить. Нет ни сострадания, ни пощады, ни различения. Без страха и жалости, как говорят во французском Иностранном легионе. Он поражает, рубит, добивает. Все это обилие ужаса разрастается у Гомера на сотню строк. Но читателю не стоит переживать: ему не одному все это отвратительно.