Игорь Рожкевич - Капают с пальцев ноты

Мне не хватает воздуха
И сердце чаще бьется.
Я должен все сказать,
Иначе мне не быть.
Но где взять сил, чтоб эти муки пережить?
И где гарантии, что эта нить не оборвется?

Мне кажется, что постоянно я иду
Вблизи воды или, точнее, озера святого.
И лишь оно одно поможет мне понять и правильно поставить слово,
Которое пока никак я не найду.

Я чувствую — вода уже близка.
И даже слышу волн его волненье.
Но где же та волшебная рука,
Что путь укажет мне для избавленья

От этих мук? Наверное, в горах высоких,
В ущелье, недоступном взгляду человека
Покоится обитель эта, старцев одиноких,
Берущих лишь одно чело от века.

И там, в горах, в тиши поэзии прозрачных вод
Они плывут, как парусами, рифмой управляя.
Наперекор привычных им невзгод,
Своих судов-стихов величие, тем самым, проявляя.

О, небеса! Что сделать должен я,
Чтобы хоть раз воды сей прикоснуться?
Не дайте видеть мне и снова ужаснуться,
Как предо мной разверзнется Земля!

И Хаос с неба в душу снизойдет,
И, только что взведенный, храм разрушит.
Тогда уж более никто меня в пучинах вод сих не найдет.
Поскольку буду выброшен с моим фрегатом я на сушу.

Хочу я научиться лить стихи,
Но неизвестен мне закон их появленья.
Сгораю, мучаюсь и чахну от тоски
И нет ни трепета, ни страсти, ни томленья.

Быть может чьей-то волею из вне
Мне не дано дышать таким вот делом?
Но почему же должен быть я в стороне,
И не пытаться овладеть таким уделом?

Мой разум все разложит по частям.
Но нить изящную он покорить не сможет.
Наверно, это свыше дано нам.
И это, в свою очередь, понять их мне поможет.

Поэты Возрожденья! Вы смогли
Пробить броню технических законов.
И мою душу бренную теперь вы обрекли
Сгорать дотла в познании канонов.

Не знаю, как я раньше мог дышать,
Не зная
Всей прелести творений ваших естество!
Как мог вокруг внимательно смотреть,
Не замечая,
Таинственность сих ваших чар и волшебство!

И тонкость нити звука, льющейся из ваших уст,
Не мог узреть. О, умник, неумелый!
Теперь я счастлив, что душою стал не пуст.
И мучаюсь, страдая, обалделый!

Теперь передо мною океан предстал
Бушующих страстей, волнений, образов и чувств.
И жду я, и дождаться не могу, объятья распластав,
Когда в пучину волн его я окунусь.

Дождь холодный
Обрушился с Неба на Землю.
Мне-то что?
Я смотрю на Огонь,
Созерцая…

Пришел сосед и тихо говорит:
«Неплохо, брат, ты пишешь эти строки.»
А у меня всегда душа болит.
Наверное, подходят в жизни сроки.

И хочется подробно рассказать —
Чем дышим, как «живем и можем».
Ведь всё как есть, так и не передать.
Поэтому порой мой стих так сложен.

Как быть? Простого не дано
Решения нам дел ежеминутных.
Хотя мечта уж есть давным-давно:
Пройти года лишений этих смутных.

Пройти, проплыть и вылезть, наконец,
На берег тихий, но порой суровый.
Не нужен нам красивейший дворец,
А нужен дом родной и лес дубовый.

Дух Родины, Народа и Страны
Всегда он есть в гармонии рассвета!
Да будем мы всегда ему верны
И не забудем этого завета.

Давайте просто будем все добрей.
Не стоит обижаться понапрасну.
И Дух тогда наш станет вдруг сильней.
И будет жизнь красивой и прекрасной.

Поворачивал в деревню разудалый молодец.
Он проехал все домишки от начала и в конец.

Неожиданно увидел друга детства своего.
«Интересно! Как теперь мы? И реально: кто кого?»

Размышляя так и эдак, тормозит свой «Кадилак».
Вышел. Встретились. Обнялись. И помчалось: «Что, да как?»

Деревенский присмотрелся, подбоченился слегка.
Если б встретились случайно — не узнал бы. А пока

Городской весь встрепенулся: «Что, брат, живы? Как дела?»
Друг его собрался с мыслью: «Стужа страшная была.

Перемерзли куры, свиньи. На полях сплошной погром.
Лучше, ты скажи. Как жизнь там? Вы теперь как «за бугром»?

Те же тачки, те же клубы, тот же нрав и тот же стиль.
Ты доволен?» И подробно рассмотрел автомобиль.

«Да, доволен. Всё в порядке. Газ бежит и нефть течёт.
Мы имеем всё, что хочешь. Суперяхты — не в зачет!

Это уровень повыше. Нам еще расти, расти…
Ну а ты, смотрю, намерен до конца всё здесь «цвести».

Что ты тут забыл, деревня? Ну, пойми ты, наконец,
Жизнь проходит мимо пальцев. И зачем такой венец

Ты избрал себе в итоге? Был ведь парень «нарасхват».
Почему не уезжаешь? Сам ведь, вроде, виноват.

Что застрял ты в прошлой жизни? Всё ушло и поросло
Разноцветными кустами. Видишь — вымерло село.

Я ж тебя давно пытался выдернуть из колеи.
Говорил, что всё устрою. Ты вот только приходи.

Нет, сидишь и ждёшь чего-то, сам не зная — что по чём.
Выступаешь ты коварным своей жизни палачом.»

Повернулся он и сплюнул. Закурил крутой «Пэлл-Мэлл».
Ну а друг его очнулся, хоть до этого немел.

Посмотрел. Расправил плечи. Разогнулся, наконец.
«Да, согласен. — он подумал. — Это был и мой венец.»

Колосился на пригорке золотой ковыль в цвету.
От него примолкли пчёлки, наслаждаясь за версту.

Дунул ветер с «чиста-поля». Пробежал соседский пёс.
Гордо высился свободный, над тропой, большой утёс.

И сказал тогда спокойно деревенский, как всегда.
И из уст его струилась словно талая вода:

«Почему всё так? Не знаю. Думаю и не пойму.
Только теплится надежда — сам не знаю почему.

Хочется, чтоб дали землю нашим бедным мужикам.
Но, не как теперь — всё банкам, воротилам и дельцам.

А реальным землепашцам, пастухам и комбайнёрам.
Вот тогда, глядишь, вернулся б и народ по своим сёлам.

Наш мужик дышать не может без любви своей земли.
Ведь она ему родная, хоть лежит всю жизнь в пыли.

Без заботы и ухода плачет наш родимый край.
Ну, а бывшие крестьяне говорят всё: «Наливай!

Наливай побольше водки! Нам бы спирта. Что там? В прах!
Не уедем! Лучше сгинем с самогонкой на устах!»