Игорь Рожкевич - Капают с пальцев ноты

И стали вдруг ненужными чуднЫе маски —
Скрывающие внутреннюю пустоту цари.
Внезапно люди очутились в мирной сказке,
Настолько страх всех переплавил изнутри.

Казалось всем, что вот оно, свершилось:
Всеобщего прощенья день настал.
И многим истинная красота открылась,
Кто жить отчаянием и враньём устал.

Вот-вот, теперь все ждали откровенно.
Воистину ЕДИНЫМ станем мы
И ауры людей сольются вдохновенно,
Сияя отблесками всеземной любви.

Вдруг, в этот час, живая радуга возникла.
Из темноты, как вспышка, выплыла она.
Во все частицы мира нашего проникла,
Окутав Землю радостью сполна.

Успев прочувствовать неповторимость мига,
Я вдруг проснулся. Бил колокольный звон.
Лежала рядом, наспех брошенная, книга.
За окнами клубился трудной жизни стон.

Окинув ясным взором Землю,
Орёл вздохнул: «Настал мой скорбный час.
Хочу я жить, а смерть я не приемлю.
Но что же делать, коль исчез запас?

Ушло в туман тех дней моих веселье,
Когда играл я с Солнцем в вышине.
Теперь осталось лишь тяжёлое похмелье.
Не передам привет я будущей весне.

Причин расстраиваться у меня всё больше:
Клюв слишком длинный и изогнут вбок.
Похоже мне не продержаться дольше.
Теперешний предел — вот жизни моей срок».

Орёл парил, играючи ловя потоки.
Но густота и тяжесть крыльев била вновь,
Напоминая жизни ход жестокий.
И в жилах стыла, ожидая смерти, кровь.

Сколь не дыши — не надышаться напоследок.
И светом утренней звезды уж не напиться впрок.
Последних дней суровый аромат так едок.
Придётся всем однажды преступить порог.

— Забудь былое — это сон и наважденье. —
Орлу казалось будто Небо говорило с ним. —
Лети в гнездо. Живи одним стремленьем.
И если справишься — родишься ты другим.

— Но что же делать мне в жилище одиноком?
Я не могу ни спать, ни пить, ни есть.
— Разбей свой клюв. Ты будь с собой жестоким.
Тогда и выпадет тебе благая честь.

Взглянув на Солнце, утонувшее в закате,
Орёл решил: «Последую судьбе.
Отправлю сам себя я на распятье.
Доверюсь Небу и своей Звезде».

Расплющив клюв, он вспоминал былое.
Ведь надо ж было как-то дальше жить.
Повеяло вдруг счастьем и покоем,
Когда вернул он своей жизни нить.

Но не себя он видел в гордом покоренье
Высот небесных, что сияют как мечты.
Любимого птенца крик, как знаменье,
Послышался ему из гулкой немоты.

Забавный первенец был нестерпимо резвым.
Неугомонностью своей окрашивал те дни.
Все уговоры, впрочем, были бесполезны.
Как быстро те мгновения прошли.

Орёл застрял в воспоминаньях светлых.
А время медленно, но всё же шло.
Пригнали лето буйными волнами ветры.
Без клюва птице было очень тяжело.

Вот так бывает. Лишь вчера ты правил.
Теперь беспомощнее мАлого птенца.
Но кто-то ведь поток энергии направил?
И клюв подрос нормально, до конца.

Орёл очнулся. Голод невообразимый
Давно привык он бережно терпеть.
«Теперь попробуй, — шелест еле уловимый
С небес сказал. — опять не умереть.

Пройти второе испытанье должен
Тот, кто с надеждой смотрит вдаль.
Твой клюв уже тебе поможет
Когтей истлевших выбросить вуаль».

Истошным воплем эхо отразилось.
Орёл, в смятенье, рвал живую плоть.
Лицо супруги верной вдруг приснилось.
Её душевное тепло пыталось ужас побороть.

Меж тем, в мученьях, наступила осень.
Багрянец листьев утонул в дождях.
«Как мог себя в пучину эту сбросить?
Не легче ль было смерть принять в камнях?»

И снова мыслей тёмных град ворвался.
Орёл страдал, но не переставал дышать.
Одной лишь памяти своей он улыбался.
Другого не было пути, как только ждать.

Крючки железные когтей застыли твёрдо.
Теперь им снова подчинялась дичь.
«Сорви одежду! — финишным аккордом
Сверкнуло Небо. — Сможешь ты достичь

Заветной жизни в новом облаченье.
Однако, с памятью тебе не по пути.
На волю выпусти ты с облегченьем
Всё то, чем жил. Иначе не пройти».

Такой расклад орлу был неприемлем.
И не хватало сил, чтобы кричать.
Но часто ль мы Небес шептаньям внемлем,
Необъяснимое пытаясь вновь понять?

Картинки жизни меркли перед взором.
Редели вместе с ними перья у орла.
Покрылись влажной пеленой, словно укором,
Когда-то молнии метавшие, глаза.

Но не от боли эти слёзы были.
Орёл не мог воспоминания забыть.
«Как буду жить я, — мысли снова плыли. —
Если любимые моменты нужно смыть?»

Порывом ветра перья вдруг взлетели.
Не стоит захламлять свой дом и дух.
Недели возрожденья медленно летели.
Лишь в муках зреет новой жизни круг.

Орёл переродился словно птица Феникс.
И пепел старой жизни не мешал ему.
Когда ты сам свою судьбу изменишь,
Её не переделать никому.

Когда-то был нам дан великий дар —
Огонь души, мерцающий в темнице тела.
Заботы жизни остужают мощный жар,
Крича и стравливая нас весьма умело.

В семье, с друзьями мы похожи на людей,
А в сумрачной толпе нам плохо.
Тускнеет взор и хочется скорей
Сбежать и вырваться от этих вздохов.

Зияющая пустота. Контакта нет.
Всем нужно побыстрей прорваться
Сквозь пробки, очереди, нашей жизни бред.
Привычно своей стайности держаться.

Душа дышать не может в пустоте.
Гармония взаимопонимания её стихия.
Сближают сокровенные порывы к Красоте.
Живого воздуха искусства эйфория.

Хочу раздуть огонь души,
Чтоб засиял поярче пламень,
Который бы расплавил камень,
Отъединяющий сердца от Красоты.

Случилось так, как часто происходит
В любой стране, неважно где, в каком году.
Она ждала. Страдала. Жизнь проходит.
Любовь застряла где-то, не в её саду.

И вдруг свершилось. Что конкретно? Непонятно.
Теперь она и вспомнить не могла.
Вихрастый чуб или эмоций вихрь. Но так приятно
Его лавандовый лосьон сводил с ума.

Потом он говорил так искромётно жарко,
Её привычной грусти расплавляя мерзлоту.
И каждый миг казался ей судьбы подарком.
Лихие дни их плотно заполняли пустоту.

Включилась химия любви. Расчёты все померкли.
Сильнее разума игра земных страстей.
Душа и сердце гибкий ум её тогда отвергли,
Ловя, как воздух, свет вечерних фонарей.