Октавиан Август - Поздняя латинская поэзия

Ст. 155. Пирр (Неоптолем), сын Ахилла-Эакида, убивший последнего сына Приама (а потом самого Приама), погиб в Дельфах по воле Аполлона.

Ст. 198. Выпавший в рукописях подзаголовок восстанавливается предположительно.

Ст. 206–218. Победителям тиранического нрава (героям гражданских войн I в. до н. э.) противопоставляются благородные Сципион (III–II в. до н. э.) и Камилл (IV в. до н. э.), которые перед происками врагов предпочли уйти в добровольное изгнание.

Ст. 244. Рассказ о том, как Виргинию заколол ее отец, чтобы спасти ее от насилия, и это послужило началом восстания плебеев на Авентине против тирании децемвиров (449 г. до н. э.) — у Ливия, III, 44–54.

Ст. 322. Перечисляются смертные, ставшие богами: Тиринфянин Геракл, Кадмид -Вакх и т. д.

Эпиталамий Иоанну и Витуле. Герои эпиталамия ближе неизвестны; по метафоре ст. 47 можно предположить, что Витула была родом из Сардинии (куда в Каралы, нын. Кальяри, направлялись новобрачные, ст. 139), а Фабий (?) Иоанн — из африканского Ситифа.

Ст. 17. Нимфа — нереида Фетида, жена Пелея и мать Ахилла.

Ст. 20. Диктейская дева (от названия горы на Крите) — Ариадна.

Ст. 113–114. Палатин — императорский дворец в Риме ( лацийский — более изысканная форма, чем «латинский»), данайский дом (т. е. греческий) — в Константинополе.

Сотворение мира. Это отрывок из поэмы, скорее лирико-дидактического, чем эпического содержания: поэт восхваляет милосердие божие к роду человеческому сперва на материале ветхозаветной истории (книга I), потом — новозаветной (книга II), потом — на конкретных примерах покорности божьим велениям (книга III, в которой сопоставляется длинный ряд библейских героев-самопожертвователей, начиная с Авраама, и не менее длинный ряд античных героев-самопожертвователей, начиная с Менекея, Кодра и Леонида, — разумеется, вывод делается в пользу первых) и, наконец, на общей картине современной греховности человечества, к которому бог так незаслуженно милосерд (книга IV). Отрывок о сотворении мира очень рано стал переписываться отдельно и в VII в. был даже переработан для отдельного издания поэтом Евгением Толедским. Приблизительно в этом объеме он приводится нами и здесь.

Ст. 180. Сад, четырьмя орошенный реками — Бытие, 2, 10–14.

Ст. 193. Реминисценция из Горация, «Оды», I, 4, 4: «Луга седой не убеляет иней».

Ст. 311. О тигрицах, рождающих от ветра, ср. примеч. к «Загадкам Симфосия», 38.

Ст. 397. Громовержец — этот эпитет Юпитера христианские поэты рано начали переносить на своего бога.

Ст. 401. Бог возвращает Адаму его ребро и Еву — как бы проценты на взятое в долг, — хотя на самом деле он брал Адамово ребро не в долг, а по законному праву создателя и хозяина.

Ст. 405. Парафраза Бытия, 1, 28

Ст. 418. Изысканный психологический мотив, не встречающийся, как кажется, более нигде в многочисленных позднейших поэмах о сотворении мира.

Перевод по изд.: Poetae Latini minores, rec. et emend. Aem. Baehrens, v. V, Lps., 1883. Об авторе известно мало: он был из «этрусского рода» (5,5 и 40), в молодости пользовался покровительством уже знаменитого Боэтия (3, 48), получил в Риме известность как оратор и поэт (1, 9–13), упоминается (если это он) в переписке Кассиодора, а в старости (5, 1–2) ездил послом из Рима в Константинополь. От него остался цикл из 6 элегий: первая содержит общие скорбные рассуждения о былой юности и печальной старости, вторая повторяет их в конкретном обращении к Ликориде, три следующие описывают (с нарастающей выразительностью) его любовные приключения разных лет, шестая служит кратким заключением. В своей эротической топике Максимиан опирался на «Любовные элегии» Овидия (знаменитая элегия Овидия III, 7 послужила несомненным образцом для 5 элегии Максимиана), а классическая гладкость его стиха и языка была такова, что в средние века он служил школьным чтением, а первый издатель 1501 г. приписал его стихи Корнелию Галлу, поэту эпохи Августа.

М. Гаспаров

Перевод сделан по изд.: Anicii Manlii Severini BoetiiPhilosophiae consolationis libri V, ed. R. Peiper, Lps., 1871. Все четыре переведенные стихотворения написаны разными размерами (фалекием, адонием, гликонеем, каталектическим двусложным тетраметром): исключительное для своего времени богатство лирических метров в «Утешении философией» служило набором образцов для всего раннего средневековья.

I, 4. Стихотворение входит в увещевательно-обличительную речь Философии, навещающей Боэтия в его заточении и выговаривающей ему за чрезмерную чувствительность к ударам судьбы. Уроки философской атараксии должны были бы наперед защитить от такой чувствительности, и если этого нет, значит, уроки были плохо усвоены, и их надо повторить заново. Начало стихотворения построено по образцу знаменитой оды Горация о непоколебимом мудреце (III, 3: «…пускай весь мир, распавшись, рухнет — чуждого страху сразят обломки»); наряду с бурей на море и молнией в грозу Боэтий включает в свой перечень стихийных смут извержение Везувия : такие извержения были весьма редки, но одно из них имело место в 512 г., лет за десять до этих строк. Для миропонимания Боэтия очень важна идея богоустановленной мировой гармонии, соответствие которой — невозмутимость мудреца; духовная любовь к высшему благу движет и совершенным человеком, и небесными телами (ср. заключительный стих «Рая» Данте); поэтому мнимые победы хаоса в мире природы, застящие эту гармонию, — тем более содержательные символы духовных искушений и смущений.

I, 7. Философия переходит от укоризн к увещаниям: изгнание страстей, добровольный отказ от земной надежды есть способ очистить зрение ума. О Южном Австре (сирокко) идет речь, между прочим, в вышеупомянутой оде Горация, III, 3.

III, 12. Стихотворение завершает диалог Философии и Боэтия на онтологические темы. Излагается миф об Орфее ( Фракийце ) в аллегорической интерпретации. Грозные карательницы (ст. 31) — Фурии; пещера (ст. 55) — ходовой неоплатонический символ дольнего мира.

V, 2. Ст. 1–2. Гомер «Илиада», I, 605; V, 120; «Одиссея», VIII, 485.

С. Аверинцев