Владимир Корнилов - Музыка для себя

Раньше, прежде,
На днях почти,
Стал бы нешто
Искать пути?

Есть дорога,
Нет — наплевать!
Безнадега,
Как благодать!

Прочь, заботы!
Жми, брат Авось!
Для работы
И жизнь — навоз.

…Что же сталось
Со мной на днях?
Может, старость,
А с нею — страх?

Как от сглазу,
Утих весь пыл:
Стал я сразу
Другим, чем был.

Безутешно
Прошу, как грош:
Мне надежду
Вынь да положь!

Дай, как воздух,
Как воду, дай.
Дай не вдосталь,
Дай не на даль —

Хоть немного
Уже брести,
Безнадегу
Мне не снести.

Что за бред? Неужели помню четко
Сорок лет этот голос и чечетку?
Мочи нет — страх опять ползет в середку,
Я от страха давнего продрог.
До тоски, до отчаянья, до крика
Не желаю назад и на полмига!
Не пляши, не ори, молчи, Марика!
Ну прошу: заткнись, Марика Рокк!

Провались, всех святых и бога ради!
Нагляделся сполна в своей досаде
На роскошные ядра, плечи, стати
Со своей безгрешной высоты.
Ты поешь, ты чечетничаешь бодро.
Дрожь идет по подросткам и по одрам,
Длиннонога, стервоза, крутобедра,
Но не девушка моей мечты.

Не заманивай в юность — эту пору
Не терплю безо всякого разбору,
Вся она мне ни по сердцу, ни впору,
Костью в горле стала поперек…
Там на всех на углах в усах иконы,
В городах, в деревнях тайги законы,
И молчат в серых ватниках колонны,
Но зато поет Марика Рокк.

Крутит задом и бюстом иноземка,
Крупнотела, дебела, хоть не немка —
Вожделение рейха и застенка —
Почему у нас в цене она?
Или то, что с экрана нам пропела,
Было впрямь восполнением пробела?
Или вправду устала, приболела
Раздавившая врага страна?

Ты одно мне по нраву, наше время,
Для тебя мне не жаль ни сил, ни рвенья,
Только дай мне еще раз уверенья,
Что обратных не найдешь дорог.
Ты пойми: возвращаться неохота
В дальний год, где ни проблеска восхода,
В темный зал, где одна дана свобода —
Зреть раздетую Марику Рокк.

Что такое родина —
Город или дом?
Много понастроено
В городе моем.

Здесь не встретишь бедного
Странного слепца —
Офицера белого,
Красного спеца.

Он, понурив голову,
У Днепра сидел.
Сизый с полуголоду,
Горбился, сивел.

Выли экскаваторы,
Пятилетка шла.
Он свое выкладывал,
Детство мне круша.

…Вот состарюсь. Начисто
Зренье изведу
И заместо старости
Смелость обрету.

Обопрусь на палочку,
Покорюсь судьбе,
Возле дома лавочку
Приищу себе.

Наскребу с три короба
Истины крутой.
Племя незнакомое,
Посиди со мной.

Родина — не родина,
А одно жилье,
Если захоронено
Слово про нее.

Но не все потеряно,
Если сели днем
На скамье под деревом
Слепенький с дитем.

В поселке под Москвою,
Где дачам нет конца,
Заходится от вою
Собака подлеца.

Ей не угомониться,
Не ест она, не спит:
Подлец лежит в больнице,
Кондратием разбит.

Не мелкий бес, а дьявол!
В лихие времена
Кровавый бал он правил,
Как полный сатана…

Все так… А вот, однако,
Не знаю почему,
Несчастная собака
Тоскует по нему.

Какою мерой мерить
Судьбу и суть свою?
И почему не верить
Безгрешному зверью?

И что мы, в общем, значим?
Мне черт-те сколько лет —
Ни дачи, ни удачи,
Собаки даже нет.

А вроде жил не праздно,
Не знал без строчки дня,
И не подлец, а разве
Любили так меня?

…Пес лает до упаду —
Хоть кайся, хоть реви,
Хоть сочини балладу
О странностях любви.

На старой улице Погодинке
Во имя мира и добра
Собачий лай трясет питомники
С полуночи и до утра.

По тихой медицинской улице
Осенней полночью бреду
И слышу: узники и узницы
Опять почуяли беду.

Их лай то явственней, то глуше —
И вот уж, черт его дери! —
Не разбираешь: он снаружи,
А, может, и во мне, внутри…

И постигая боль собачью,
Я словно сам в стальном лесу
Истошно лаю, горько плачу
И клетку истово грызу.

Не сыщешь доводов для сердца,
Ему неведомо досель,
Что незачем глядеть на средства,
Когда так благородна цель.

Но как беспомощно и сиро
Вдруг станет — отвлечешься чуть —
И все несовершенство мира
Обстанет, и не продыхнуть…

Кто она — черту известно.
Взор из-под челки сердит.
Вечно напротив подъезда
С вечной работой сидит.

Выйду — посмотрит подробно,
Строчку заполнит крючком,
И отчего-то под ребра
Вновь саданет холодком.

Бред?
Несусветная дикость?
Полный в мозгу кавардак?..
Что ж мне мерещится Диккенс —
«Повесть о двух городах»?

(В Сент-Антуанском предместье
Тоже плела приговор,
Тоже вязала из шерсти
Сводки на сотни голов.

Злобной волчицей рычала —
Сгинула, точно овца…
Кто подстрекает начало,
Плачет еще до конца.)

Так что с вязаньем помедли,
Яростный взгляд опусти
И погребальные петли
Ради себя распусти.

Вяжет…
А жизнь по привычке
Ладит нехитрый уют:
Мимо бегут электрички,
Дети и птицы поют.

И о районе не скажешь,
Будто похож на Париж…
Что ж ты все вяжешь и вяжешь,
Что исподлобья глядишь?

Пешки и короли…
Залы, где днем темно…
Жизнь мою извели
Шахматы и кино.

Что меня к ним влекло?
Черта я в них нашел?
Шахматы и кино
Были заместо шор.

Пешки и короли,
С молодости маня,
Зорко подстерегли,
Взяли, как западня.

Каждый киносеанс
Был как уход в ничто,
Был как забыться шанс
Сразу минут на сто…

Шахматы и кино —
Скучное бытие…
Лучше бы уж вино,
Лучше бы уж бабье…

Все-таки те грехи
Тем хороши хотя б,
Что за грехи — стихи
Душу вовсю когтят…

Но мне прожить в стихах
Было не суждено:
Гнал меня хлипкий страх
К шахматам и кино.

…Шахматы и кино —
И пустота в душе…
Так-то. И никого
Не удивить уже.