Алексей Прасолов - Стихотворения

Весна — от колеи шершавой
До льдинки утренней — моя.
Упрямо в мир выходят травы
Из темного небытия.

И страшно молод и доверчив,
Как сердце маленькое, — лист,
И стынет он по-человечьи,
Побегом вынесенный ввысь.

И в нас какое-то подобье:
Мы прорастаем только раз,
Чтоб мир застать в его недобрый
Иль напоенный солнцем час.

Нам выпало и то, и это,
И хоть завидуем другим,
Но, принимая зрелость лета,
Мы жизнь за все благодарим.

Мы знаем, как она боролась
У самой гибельной стены, —

И веком нежность и суровость
В нас нераздельно сведены.

И в постоянном непокое
Тебе понятны неспроста
И трав стремленье штыковое,
И кротость детская листа.

Ладоней темные морщины —
Как трещины земной коры.
Вот руки, что меня учили
Труду и жизни до поры.

Когда ж ударил час разлуки,
Они — по долгу матерей —
Меня отдали на поруки
Тревожной совести моей.

Я до предела веком занят,
Но есть минуты средь забот:
Во всю мою большую память
Вновь образ матери встает.

Все та ж она, что шьет и моет,
Что гнется в поле дотемна.
Но словно вечностью самою
Светло овеяна она.

Чертами теплыми, простыми
Без всяких слов, наедине
О человеческой святыне
Она пришла напомнить мне.

Так дай, родная, в них вглядеться,
Чтоб я почувствовал сильней
Наивные желанья детства
И зрелость совести моей.

Тревожит вновь на перепутье
Полет взыскательных минут.
Идут часы — и по минуте
Нам вечность емкую дают.

Во мне, с годами не свободном,
Все круче напряженный ритм.
И только вижу мимолетно:
Река течет, заря горит.

Березы яркие теснятся,
По свету листья разметав,
И травы никнут — им не снятся
Былые поколенья трав.

Там древние свои законы,
И в безучастности земли
Граничит ритм наш беспокойный
С покоем тех, что уж прошли.

Земля моя, я весь — отсюда,
И будет час — приду сюда,
Когда зрачки мои остудит
Осенним отблеском звезда.

И думаю светло и вольно,
Что я не твой, а ты — моя
От гулких мачт высоковольтных
До неуютного жнивья.

И душу я несу сквозь годы,
В плену взыскательных минут,
Не принимая той свободы,
Что безучастностью зовут.

Среди цементной пыли душной,
Среди кирпичной красноты
Застигла будничную душу
Минута высшей красоты.

И было все привычно грубо:
Столб, наклонившийся вперед,
И на столбе измятый рупор —
Как яростно раскрытый рот.

Но так прозрачно, так певуче
Оттуда музыка лилась.
И мир был трепетно озвучен,
Как будто знал ее лишь власть.

И в нем не достигали выси,
Доступной музыке одной,
Все звуки, без каких немыслим
День озабоченно-земной.

Тяжка нестройная их сила,
Неодолима и густа.
А душу странно холодила
Восторженная высота.

Быть может, там твоя стихия?
Быть может, там отыщешь ты
Почувствованное впервые
Пристанище своей мечты?

Я видел все. Я был высоко.
И мне открылись, как на дне,
В земной нестройности истоки
Всего звучавшего во мне.

И землю заново открыл я,
Когда затих последний звук.
И ощутил не легкость крыльев,
А силу загрубелых рук.

Так — отведешь туман рукою
И до конца увидишь вдруг
В избытке света и покоя
Огромной дали полукруг.

Как мастер на свою картину,
Чуть отойдя, глядишь без слов
На подвесную паутину
Стальных креплений и тросов.

За ней — певучею и длинной,
За гранями сквозных домов
Могуче веет дух былинный
С речных обрывов и холмов.

Скелет моста ползущий поезд
Пронзает, загнанно дыша.
И в беспредельности освоясь,
Живая ширится душа.

И сквозь нее проходит время,
Сведя эпохи в миг один,
Как дым рабочий — с дымкой древней
Средь скромно убранных равнин.

И что бы сердце ни томило,
Она опять в тебя влилась —
Очеловеченного мира
Очеловеченная власть.

Опять над голым многолюдьем
Июля солнечная власть,
И каждый рад открытой грудью
К земле по-древнему припасть.

Чей это стан? Какое племя?
Куда идет? Что правит им?..
Но не теряет облик время,
И в людях он невытравим.

Любой здесь временем помечен,
И оттого еще светлей
Святое утро человечье
Сквозит в невинности детей.

Дай подышать на пляже всласть им,
Они в неведенье — и пусть.
И знай, что истинное счастье
Слегка окрашивает грусть.

А речка мирно лижет ноги
Своим холодным языком.
Какие ждут еще тревоги
Тебя, лежащего ничком?

Тебе от них не отрешиться,
Они овеяли твой путь,
К сердце в шар земной стучится:
Мы жили в мире — не забудь.

Густая тень и свет вечерний —
Как в сочетанье явь и сон.
На золотое небо чернью
Далекий город нанесен.

Он стал законченней и выше,
Не подавляя общий вид.
Движенья полный — он недвижен,
Тревожно шумный — он молчит.

Без мелочей — тупых и тусклых —
Он вынес в огненную высь
И строгость зодческого чувства,
И шпили — острые, как мысль.

Коснись ладонью грани горной —
Здесь камень гордо воплотил
Земли глубинный, непокорный
Избыток вытесненных сил.

И не ищи ты бесполезно
У гор спокойные черты:
В трагическом изломе — бездна,
Восторг неистовый — хребты.