Сергей Мартовский - Зеркальной комнаты осколки

С криком слепых глаз
Душу б теперь — вон!
Как я сумел раз
Не различить стон?!
Как я посмел — в свет
Песней своей мчась,
В годы ЕГО БЕД
С НИМ потерять связь?!..

Мишка, Мишка, Мишка,
Как же это вдруг?!
Младший мой братишка —
Старший друг…

Вот говоришь, что живу я слепо…
Вот обвиняешь, что не от мира…
Только ослепну я — жить без неба!
Только — в миру мне — не петь без лиры!

Тем и несчастна, роднясь со мною…
В том и невинна, что — будет дата!
Вслушаться в слово мое земное
И помянуть меня виновато…

Ты меня не покинь, ясность!
Я еще укрощу ярость,
Перекрою беде горло,
По ногам повяжу гордость!
И не выброшусь в ночь-стужу,
Лишь глаза, потемнев, сужу…

Да! Имеет любовь право
Бить, как в драке, — с плеча, правой!
Да! Жалеет любовь хилых,
Но упрямым дает силы!
И поэтому кровь-слюни
Я еще раз утру-сплюну.

…Но в груди моей есть сердце!
Мне куда от него деться?
Как ему разделить милых?
Ты нашла бы, любовь, силы?
Ты дала бы ответ, ясность?
Или выход один — явный?..

Была она девочкой непослушной,
И в ванну, хандря, окунала кошку.
А папа был толстый и добродушный,
Он дочку пришлепывал понарошку.

А мама ей нравственно говорила,
Что кошек трепать и купать — жестоко…
Но девочка с кошкой играть любила,
И мучала если — совсем немного.

Был дед еще жив — одуванчик сивый;
Все пальцем грозил на проказы внучки:
«Вот вырастешь, шкодница, некрасивой,
Вот станут черны от царапин ручки…»

Но девочка выросла непохожей
На дедовы хитрые заверенья —
Русалковолосой и солнцекожей
Явилась на зависть и восхищенья!

И в девушке этой упруготелой
Сам дед не признал бы родимой крошки…
Представьте глаза… и в глазах — умелый
Прищур своенравной игривой… кошки!

…Он встретил ее в золотую осень
И так же, как все до него, — влюбился.
Он был неопасен и тем — несносен,
А женщине — грубый и сильный снился.

А женщина эта играть устала:
Прошли молодого азарта годы,
И женщина мягкой и томной стала,
Оставшись пленительной от природы…

Он счастлив был с ней,
как вчерашний школьник, —
Дарил ей стихи, шоколад и розы,
И дерзко садился на подоконник,
И что-то читал — про себя и слезы…

«Какой неуклюжий… — она вздыхала. —
Какой неумелый, пустой мальчишка!».
И мучала мстительно, но держала
В руках его цепко, как кошка мышку.

Но кошка себе на уме бывает…
А любящий разуму вряд ли внемлет:
Он когти любимой… обожествляет!
А в хищнике сытом — природа дремлет…

И вот вам развязка для подтвержденья —
Не тайною ночью, а днем погожим,
С усатым холеным котом постельным
Застал он ее на… предбрачном ложе!

Финал этой были, увы, не ла́ком:
Он в петлю не влез и не застрелился —
Он с ней сочетался законным браком,
Хотя, поначалу, едва не спился.

И дочь родилась, и пошло — как надо;
И в весе прибавил солидный папа,
И в светлой квартире, на прихоть чада,
Ходила игрушка на мягких лапах.

С ней дочь и росла — не совсем послушно:
Все в ванну, хандря, окунала кошку!
Но папа посмеивался добродушно
Да шлепал проказницу… понарошку.

Все возвращается! Все не бесследно!
Память и совесть — до срока молчат!
Дочка НЕ МНЕ! Не могу незаметно
Сердцем стенать, ибо струны кричат —
Грешной души — о тебе, недоступной;
Поздней души — о себе, неразумном;
Горькой души — и о ней, несчастливой…
Детка! Так кто же из нас виноват?!.

Что-то память му́кой полнится,
Погружаясь в глу́би прошлого…
Или жизнь прошла околицей
Мимо праздника всеобщего?

Или вспомнилось о парне ей —
Как, скитаясь по окраинам,
Сердце вольное да раннее
Об ограды поизранил он?

Или, в тех краях потерянных,
Ей привиделась пристыженно
Боль любимых и… растерянных, —
Им без умысла обиженных?..

Что ж ей горестное помнится,
Будто кто-то про́жил праведней?..
Если жизнь и шла околицей —
Знала жизнь — простор окраинный!

Если с памятью — бессонница,
Если память — му́ки кузница,
Значит, память — не покойница!
Но — важнее — не отступница!

Прощай, страна чумазая!
Калпакия, прощай!
Зовет меня из Азии
России дальний край.

Он ждет меня, спаленного
Удушливой жарой,
Ветрами пропыленного,
Пота́ми просоленного,
Работой изможденного, —
Не в гости, а домой!

Туда, где зори с росами,
Где воздуха глоток
Целебен, как березовый —
Земли апрельский сок.

Где летом над озерами
Прохладны небеса;
Где ливни сыплют зернами —
Тяжелыми, отборными! —
На древние леса.

Там сопки серебристые
Столетья стерегут,
Там речки каменистые
Студеные бегут.
Там в зимы снежноярые,
Средь стужи-белизны, —
Ребятушки — румяные!
Молодушки — красны!

Тот край мне мил — не призрачно,
И я в него — вернусь!
Тому, что здесь не вызначил,
Оставив гнев и грусть…

Прощай, страна отсталая, —
Мир во́ров и хапуг,
Брезгливо и устало я
Покину адский круг.
И пусть дельцы немытые
Всех рангов и мастей,
Гребут рубли, добытые
В бесправности моей…

Не жаль мне сил и времени,
Иссушенных дотла,
Другая горечь бременем
Мне думы извела:
О девушках, которых ты,
Как вещи, продаешь,
О юношах, которых ты
Калымами гнетешь!
О детях необученных
В корявых тугаях,
О женщинах, измученных
На хлопковых полях, —
Чью волю, как оковами,
Тиранишь ты века!
Хламье средневековое,
Саманная тоска!

Но ты, земля, расцветшая
Оазисом в песках,
Прости мне наболевшее
И дерзкое в стихах.
Зеленая и майская,
Я верю в твой народ!
Он иго полубайское —
Избудет-изживет!
Республику он вычистит
От хищников-рвачей,
Он вызволит и выучит
Всех спрятанных детей!

И ветры, солнцем сочные,
Разыщут грусть мою…
И я, страна восточная,
Тебе еще спою!