Антология - Советская поэзия. Том первый

(А. Кулешов. Перевод с белорусского М. Исаковского)

(А. Сурков)

(С. Рустам, Перевод с азербайджанского В. Державина)

Это один из самых распространенных и сильных мотивов лирики военных лет. Если первые поэтические отклики на военные события носили главным образом лирико-публицистический характер, то уже с накоплением конкретного опыта широкое распространение получают «сюжетные» стихи, баллады, а потом и поэмы героического содержания, прославляющие подвиг советского солдата, стойкость и мужество в борьбе с врагом. Наряду с этим развивается лирика глубоко интимного содержания, которая согревала солдатские сердца в исключительно жестоких обстоятельствах войны (стихи и песни А. Суркова, К. Симонова, М. Исаковского, С. Нерис, А. Малышко, Г. Абашидзе, А. Лахути и других советских поэтов).

Поэма военных лет дала такие великолепные образцы, как «Сын» П. Антокольского, «Зоя» М. Алигер, «Киров с нами» Н. Тихонова, «Пулковский меридиан» В. Инбер, «Россия» А. Прокофьева, «Знамя бригады» А. Кулешова, «Похороны друга» Г. Тычины. И даже среди этих выдающихся произведений 40-х годов монументальным памятником русскому советскому солдату высится любимец народа и солдатский любимец «Василий Теркин»

А. Твардовского, литературный герой, которого «находили» чуть ли не в каждой стрелковой роте.

Русский национальный характер получил в «Василии Теркине» редкое по выразительности художественное воплощение. Широкому типическому обобщению, демократизму героя «книги про бойца» соответствует и жанр произведения, и вся необычайно органичная система выразительности, где счастливо сплавлены в единое художественное целое традиции фольклора и современная поэтика.

Теркин — характер эпический, народный, представитель многомиллионной солдатской массы на фронте Великой Отечественной войны. С ним связан эпический сюжет произведения. Герой поэмы дорог и близок А. Твардовскому как воплощение народной силы, жизнестойкости, патриотизма. Эти черты сближают Теркина с автором настолько, что порою образ лирического героя как бы сливается с образом Василия Теркина.

«Василий Теркин» с появлением первых глав (1942) обрел огромную популярность на фронте и вызвал немалое количество литературных подобий во фронтовой печати. Фома Смыслов, Вася Гранаткин, Гриша Танкин, Уэмесбай, по имени которого названа поэма Мустая Карима, хотя и не стали фактами большой литературы, но сыграли определенную роль в воспитании мужества воинов на фронте. Лирико-эпический образ народной войны и солдата на войне в поэме А. Твардовского явился таким художественным открытием, которое оказало вдохновляющее влияние на всю советскую поэзию 40-х годов.

«Василий Теркин», как отмечают исследователи, знаменовал собой тот сдвиг в изображении национального характера, который произошел тогда в нашем искусстве. Действительно «русская» тема, которая в 20-е и 30-е годы звучала приглушенно, в творчестве лишь нескольких поэтов, тесно связанных с фольклорной традицией, в годы Отечественной войны как бы возродилась заново и на новой основе.

России, ее столице Москве, осажденному Ленинграду, русскому солдату посвящали лучшие свои стихи поэты всех братских народов нашей страны, и это было данью глубокой благодарности советским людям, вынесшим на своих плечах главную тяжесть военных испытаний.

«Ленинградцы, дети мои!» — летит через поля сражений, минные и проволочные заграждения голос старого казаха Джамбула, вселяя мужество в сердца защитников северной столицы.

благодарно восклицает старый абхазец Д. Гулиа (перевод Н. Милованова).

И вот уже в «Теркине» А. Твардовский с гордым достоинством отмечает:

Вопреки расчетам и ожиданиям фашистских лидеров, союз социалистических наций не только не распался в годы войны, но лишь сильнее закалился и упрочился. Лирика 40-х годов — это полная драматизма и высокого напряжения песнь о дружбе советских народов. Поэты Средней Азии пишут вдохновенные стихи о братской Украине и Белоруссии, русские поэты посвящают свои строки народам прибалтийских республик, из Закавказья несется голос привета и ободрения на оккупированные земли славян. М. Рыльский переводит с еврейского стихи И. Фефера об Украине, а П. Тычина пишет стихотворение «Еврейскому народу». Подобные примеры можно приводить бесконечно.

Поэзия Великой Отечественной войны стала замечательной школой патриотического и интернационального воспитания; тема дружбы советских народов, интернационального братства и сплоченности, получившая в эти годы столь мощное отражение, была выношена в сердцах людей, выстрадана в совместных тяжелейших испытаниях, которые выпали на долю всех наций и народностей Советского Союза, ибо не было в этой войне безучастных, не было равнодушных, не было «нейтральных». Советская литература показала свое монолитное единство — идейное, нравственное, интернациональное.

Послевоенные десятилетия были отмечены как углублением и укреплением единства социалистической культуры, так и развитием живых национальных традиций, вносящих в нее бесконечное эстетическое разнообразие. Расширялись и умножались сами возможности творческого общения между представителями братских литератур, невиданный размах получило переводческое и издательское дело, укрепилась и обогатилась подготовленными кадрами литературоведческая база.

Первое послевоенное десятилетие было временем тематической и идейно-художественной переориентации поэзии. Велико еще было напряжение ближнего боя, велика еще была инерция «стрельбы прямой наводкой», сложившаяся в военные годы; не так легко было отойти от военной тематики, особенно поэтам фронтовой плеяды, чья юность, чье мужание и человеческая закалка пришлись именно на начало сороковых. Критика не всегда считалась с этим, торопя их переход на «мирные рельсы». Поспешная же переориентация тоже не всегда давала положительный эффект. Но в целом поэзия искала и находила пути сближения с послевоенной действительностью, с усилиями советских людей по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства.