Людмила Сидорова - Пушкин – Тайная любовь

Быть может, к роковому моменту Екатерина уже доверяла ему так, что, распахивая в темноте окошко своей комнаты, даже ничего не опасалась. Не допускала и мысли о том, что этот не по возрасту умный мальчишка стремительно, тут же, пока она не опомнилась, не набралась решительности преодолеть собственное смущение и позвать кого-то из родных на помощь, дерзнет сделать ее своей женщиной. Скорее всего, в силу собственного привычного старшинства была уверена, что в любом случае сможет проконтролировать ситуацию.

Похоже, в ту злополучную ночь она чувствовала себя одновременно и обманутой, и обманщицей. Сексуальная непросвещенность девушек того целомудренного времени заставляла их думать, что дети рождаются даже от поцелуев. Одна из них, к примеру, как я прочитала в интересной книге по этикету пушкинской поры, на полном серьезе переживала в своем дневнике: «Когда мне было уже 15 лет, мама сказала, что иногда, когда мужчина с девушкой или женщиной живут в одном доме, то у них могут родиться дети. И я помню, как я мучилась и сколько ночей не спала, боясь, что вдруг у меня будет ребенок, потому что у нас в доме жил учитель» [47].

Нашей Екатерине, конечно, уже за 20, хотя это и не сильно меняет дело. Но после по-настоящему близкого общения с мужчиной она не могла не догадываться о возможности серьезных последствий. Как она теперь будет смотреть в глаза маменьке, по семейному безденежью хлопочущей об устройстве ее ко двору? Ведь в фрейлины принимают, как известно, только незамужних, бездетных и с безупречной репутацией.

Обращает на себя внимание на пушкинском рисунке в «Цыганах» округлившийся, сильно выпяченный вперед, но отделенный от подола платьяживот«уходящей девушки». Это значит, что Пушкин никак не может понять, отчего Екатерина так уж сильно на него обижается и плачет? Ведь он постарался сделать все от него зависевшее, чтобы, как он сам выражался на эту тему, не «обрюхатить» ее с первого раза. Он на самом деле тогда хотел только одного – пусть и таким дерзким, неблагородным способом «приручить», «присвоить», «привязать» Бакунину к себе. Потому что очень ее любит – не может без нее жить. И его логику даже можно если не разделить, то хотя бы понять: разве по-другому, по-правильному он смог бы убедить мать Екатерины, мечтающую для дочери о выгодном браке, отдать ее за него замуж?

Скрещенные – закрытые для реализации мужской «горячности» – ножки девушки на листе 8 в ПД 835, в рукописи «Цыган», принадлежат также, как записано здесь автором рисунка, Екатерине Бакуниной. Появился он в правом («правильном») поле рукописи рядом с отражающими истинные чувства поэта к Екатерине стихами о любви Алеко к Земфире. Старик-отец «переводит» на понятный Земфире «язык» отношение к ней полюбившего ее человека иной культуры: «…Тебя он ищет и во сне: // Ты для него дороже мира» . (IV, 191)

ПД 835, л. 8

Но Земфиру в это время уже тяготят отношения с Алеко, по правилам своей цивилизации считающим себя ее мужем. Она признается отцу: «Его любовь постыла мне. // Мне скучно; сердце воли просит…» На рисунке за ножками Бакуниной – неизгладимое в ее восприятии черное пятно ее кратковременных нежеланных близких отношений с Пушкиным. Записанный в этом рисунке текст – комментарий к ситуации: в юбке и ножках – «Катерина Бакунина и я» , в контурах «негритянски» черного чернильного пятна – «Александръ Пушкинъ, мужъ ея».

Кажется, информацию о воздыхателях Бакуниной приятели поэта в воспоминаниях и сам Пушкин в своих рисунках оставили нам исчерпывающую. Однако и этот «железобетонный» факт из его биографии все же нуждается в подкреплении еще и доказательствами из его честного и объективного литературного творчества. Ибо и до сих пор в нашей науке бытует разномыслие по поводу того, кого из влюбленных в Бакунину лицеистов в их группе считать третьим – Алексея Илличевского или все же Ивана Малиновского? Некоторые исследователи [48]полагают, что в рукописи стихотворения «19 октября 1825 года» («Роняет лес багряный свой убор…») после посвященной Пущину 10-й строфы Пушкин восклицает, обращаясь к Алексею Илличевскому:

А ведь точно известно, что Казак – Иван, сын первого директора Лицея Василия Федоровича Малиновского. Впоследствии Иван Малиновский женился на сестре своего тезки Пущина Марии. Но кого любил он в свои лицейские годы? Если в триумвирате с Пушкиным и Пущиным, то вовсе ведь не обязательно Екатерину Бакунину. Потому что у этой страстной парочки была в те годы еще одна общая любовь. Их желчный, но много знающий однокашник барон Модест Корф даже не сомневался в том, что именно графиня Наталья Кочубей, а вовсе не Екатерина Бакунина, была «первым предметом любви Пушкина» [49]. Другие лицеисты иже с поэтом в этом увлечении непременно упоминают и его верного друга Ивана Пущина.

Фрагмент ПД 829, л. 50

Наталья Кочубей, художник О.А. Кипренский, 1813 [50]

Изящная, грациозная и характером, как ни странно, скромная до робости дочь одного из первых лиц государства, министра внутренних дел графа Виктора Павловича Кочубея, Наталья (1800–1854) младше первых лицеистов на год-другой. Для них это уже не воспринимающая их по-прежнему детьми старшая сестра их товарища, а возможность явить собственную взрослость, чистая любовь, настоящая да еще такая завидная невеста.

Кочубеи, как и прочие высокопоставленные придворные, проводили на царскосельских дачах рядом с императором теплые сезоны. Во всяком случае, жили они здесь на собственной даче не одно только лето 1812 года, о котором кто-то оставил случайное воспоминание. Парни-лицеисты в соответствии со своим возрастом повлюблялись в юную прелестную графиню Наталью, вероятно, году в 1815—1816-м, когда она с родителями, старающимися избавить ее от стеснительности – приучить к обществу сверстников, стала появляться на лицейских балах и праздниках. Скорее всего, тогда же заметил ее и Пушкин. Хотя, возможно, начал поэтически думать о ней даже раньше, чем о Екатерине Бакуниной, перед которой тогда робел в силу своего существенно младшего в сравнении с нею возраста.