Георгий Чулков - Кремнистый путь

Тогда я крикнул им:

— Проклятые! Если б руки мои были свободны, я разорвал бы ваши ненужные свитки, я бы истоптал их ногами. От них пахнет смертью.

Люди засмеялись, широко раскрыв свои большие рты с острыми зубами, и развернули передо мной картину, написанную белой и черной краской. Я знал, что писали эту картину они, все вместе. На ней были изображены квадраты, а на каждом квадрате стоял человек среднего роста, самодовольный и сытый.

— А где же Слово? — спросил я.

Они строго посмотрели на меня и сказали:

— Нравственность может быть и без Него. Для этого есть квадраты.

И так как они боялись, что я совершу безнравственный поступок и убью их, они тщательно осмотрели узлы веревок, дабы быть уверенными, что руки мои связаны.

Огромная черная птица с шуршащими крыльями пролетела у меня над головой. Я осмотрелся кругом. Далеко на горизонте лежали темные гребни гор, которые упирались своими вершинами в густое небо. В облаках плавал безумный красный месяц. Золотые Медведицы почему-то волновались и дрожали — и Большая, и Малая. И все было страшно. И все было странно.

За спиной у меня был черный, корявый лес. Я слышал крики кукушки, эти отзвуки приближающейся смерти; слышал мертвые стоны совы; слышал чьи-то вопли отчаяния…

Но страшнее всего было озеро, которое лежало впереди меня. Оно было неподвижно, как тайна, и красно, как кровь.

Я вздрогнул.

Люди в черном заметили мое смущенье и сказали:

— Чего ты испугался? Это озеро, в котором мы утопили Слово.

— Я это знал, — пробормотал я, — я это знал.

О, зачем озеро красно, как кровь!

— Проклятые! — крикнул я, задыхаясь от ужаса. — Отдайте Слово! Отдайте Слово!

И страшное эхо насмешливо повторило:

— Слово! Слово!

А черные люди засмеялись:

— Ха-ха-ха! Ты наивен.

А потом прибавили, нахмурившись:

— Если ты будешь говорить о Слове, мы бросим тебя в это озеро.

Тогда я собрал все свои силы, рванул веревки и освободил окровавленные руки.

И черные люди, испуганные моей решимостью, боязливо бросились ко мне, чтобы удержать меня. Их было много, а я один. Но в руках у меня было грозное оружие: отчаяние и желание. И первого, кто бросился ко мне, я ударил рукой по его самодовольному лицу с кривой улыбкой. И на этом лице остался след от моей окровавленной руки.

Началась борьба.

И я заметил, что есть у меня союзница: земля. Она колыхалась под их ногами, и они падали, жалкие, ничтожные, безобразно размахивая длинными костлявыми руками.

И, оттолкнув их, я бросился бежать к озеру, а они, распростертые на земле, судорожно хватались за мою одежду и я с трудом отдирал их назойливые пальцы.

В борьбе я весь испачкался кровью. Сердце со страхом колыхалось у меня в груди. Стонал мозг. А я все бежал, бежал.

А сзади слышался визг:

— Сумасшедший! Сумасшедший!

И справа, слева лежали тяжелые, немые камни.

Камни смотрели укоризненно и укоризненно молчали.

— Что это за камни? — подумал я.

И тотчас я ответил себе:

— Это гробы.

И я засмеялся:

— Ха-ха-ха! Гробы! Ха-ха-ха!..

Мне казалось раньше, что озеро близко, но его все еще не было. Я бежал, задыхаясь, прижав кулаки к левой стороне груди, потому что чувствовал боль в сердце.

Мои мучители не поспевали за мной и издали кричали:

— Сумасшедший! Сумасшедший!

Я взглянул на нелепый красный месяц. Он смотрел прямо на меня — и так же укоризненно, как гробовые камни, и, казалось, говорил:

— Напрасно! Все напрасно!

А сверху звучало небо. Ах, какой это был гимн! Пели облака и пели звезды. И среди звезд высоким, звонким голосом пел эфир.

— Не хочу! не хочу! — бормотал я и мчался вперед. И ветер свистел над ухом:

— Вз-вз… Назад, назад… Вз-вз…

А сзади едва доносился до меня глупый визг:

— Сумасшедший! Сумасшедший!

Вот и озеро, густое и красное.

И тогда я зажмурил глаза и бросился в него. Но оно не хотело принять меня, волны поддерживали мое тело и шептали мне на ухо:

— Слова нет среди нас. Слова нет! Слова нет! Я понял, что это правда и поплыл на тот берег.

А на том берегу опять лежали мертвые камни, бродили какие-то серые тени, шуршали крыльями темные птицы, — и все шептало, как месяц:

— Все напрасно! — Все напрасно!

А вдали виднелось новое озеро, такое же густое и красное. И я хотел думать, что Слово там, за этим озером, на том берегу.

Ко мне подползла большая склизкая ящерица и забормотала:

— Слова нет! Слова нет!

Я наступил на нее ногой и гордо крикнул прямо в лицо немым камням:

— Я найду Слово!

И эхо насмешливо повторило мой крик:

— Слово! Слово!

На колонны с коринфскими капителями падал безумно-красный свет. А среди колонн стояли облеченные в белые одежды.

И никто не знал, кто это и откуда они пришли. Почему веет ветер? Почему дрожат звезды? Почему пролилась кровь?

И не все ли равно, будет ли сияние или тьма?

Ах, не задавайте пыльных вопросов!

Когда люди, облеченные в белые одежды, поднимают кверху руки, на их пальцах зыблются розовые пятна; одежды их похожи на паруса.

И мы вспоминаем о белокрылых чайках.

Кроваво-черные облака, за которыми миллионы бездн, распростерлись над нами, как щиты.

А среди колонн стояли облеченные в белые одежды и молились богу, скрывшему лицо свое.

Колонны, колонны! Кудрявые капители с лилиями! Полуоткрытые уста мраморных цветов!

И золотые, и кровавые отблески…

А там напряженные мускулы бронзовой мужской руки, розовато-алебастровое женское плечо и пухлая шейка ребенка.

Все переплелось: костлявый остов старика в упругая линия юноши, кудри и красные пятна, бессильно-сломанные тела, гибкие формы…

А среди колонн облеченные в белые одежды поднимают кверху руки, и на пальцах их зыблются розовые пятна.

Я получил телеграмму: «Брат психически заболел. Приезжайте немедленно».

Я бросил все и поехал в этот маленький город, затерянный в степях.

В вагоне я не мог уснуть я все думал о брате, как могло случиться, что этот здоровый на вид, неглупый человек, заболел психически…

Я не мог себе представить брата сумасшедшим, который говорит нелепые вещи и бредит наяву, размахивая руками.

В вагоне было жарко, но мне казалось, что кто-то водит у меня по спине куском льда, я ежился под пледом и бормотал:

— Не может быть, не может быть!

Когда я приехал в этот город, серовато-зеленый туман ходил столбами среди строений. У меня болел левый висок. В душе образовалась прогалина. Хотелось заглянуть в нее. Но за ней было пусто. Одно непонятное и обидное зияние.

Дом брата стоял на большой, молчаливой улице. Был он выкрашен в серую линючую краску, а маленький дряхлый балкон походил на бородавку.