Виктор Мостовой - Сердца кристальные россыпи

И если в творческом пылу

Я задохнусь по воле Божьей,

Упасть бы, где цветов побольше,

У белых яблонь на балу.

Ты солнечный свет! Я ослеп…

Родная, цари на престоле!

Не зря убегаю я в степь

От счастья рыдать на просторе;

Цветами дышать, как тобой;

Чудачить, обняв разноцветье.

О, жаворонок, запой —

Пусть песню подарит ей ветер!

Он в юность мою со стихами

Ворвался, беспечный такой,

Как свежего ветра дыханье,

Как ливень весенний с грозой.

И я по-иному увидел

Свой дом, и свой двор, и свой сад:

На клёне – зелёный свитер,

На яблоне – белый наряд.

И стали стихи мне спасеньем,

И жизнь на земле дорога,

Как звонкое имя Есенин,

Его золотая строка.

.

Отец мой тает на глазах.

А был он сильным и красивым.

И сердце сковывает страх:

Как быстро покидают силы!

Живи, отец, живи, живи!

Ему обузой быть неловко.

Уже не сшить рубцы и швы —

Трещит прожитых лет шнуровка.

Он слепнет. Как слепым ходить,

Выплакивать кому-то душу?

Пластинку будет заводить

И в День Победы песни слушать.

К монументу приду в День Победы

И у вечного стану огня.

О войне будут песни пропеты,

И гармонь растревожит меня.

Прогремят светлой памяти залпы,

Прошагает по площади строй.

Мой отец о боях рассказал бы,

Но ушёл он на вечный покой.

Осени листовка

Плавно и неловко

Падала, качалась,

Солнцем излучалась.

Я её поймаю:

Где слова простые?

Я не понимаю

Строки золотые.

Вдруг повеял ветер,

Кудри мне взлохматил.

Может, строки эти

Ты прочтёшь, приятель?

День был тих и ясен.

Ветер не перечил

И, обняв за плечи,

Мне сказал: «Согласен».

И, нахмурив брови,

Долго разбирался

Ветер в каждом слове,

Хмыкнул, потоптался,

Свистнул, крикнул басом,

Дал деревьям встряску:

«Кто из вас размазал

Золотую краску?»

Но деревья стойки:

«Ах, не надо бури.

Дождь размазал строки,

Он набедокурил».

Воздух млел раскалённый, как в кузне,

Зноем дня обжигая людей.

Даже яблоко было невкусным —

Соки высосал в нём суховей.

Не до шуток и не до смеха:

Сколько ж будет так солнце палить?

Убежать бы – и в речку с разбега,

Плыть и плыть, по течению плыть.

1

В доме том запустелом

Только ночь и сверчки.

Паутина блестела

От огарка свечи.

В доме время пылилось

От зашторенных дней,

Половицы скрипели

От усталых ступней.

Шевелил занавески

Ветер прожитых лет,

И в свечи тусклом блеске

Прежней радости нет.

2

В дебрях сплетённых растений

Там, где заброшенный сад, —

Дом вековой. Его стены

Дикий оплёл виноград.

Окна за листьями скрыты,

Крыша облеплена мхом,

Зарослей грозная свита

Дом обступила кругом.

Пес, беспокойно залаяв,

Выскочил, радостный весь,

Думал увидеть хозяев,

Но не живут они здесь.

В тех полях, где запах донника

И ромашковый наряд,

Вижу путника-бездомника

И его тревожный взгляд.

Он идёт, душа волнуется,

Беспокойно дышит грудь.

То гроза вовсю беснуется,

То заря согреет путь.

Он, любивший жизнь просторную

Вдалеке от шумных трасс,

Так Москву первопрестольную

Своей лирою потряс!

И ушёл… Куда – неведомо.

Птицы вслед ему летят,

И цветы, цветы так преданно

В его сторону глядят.

Так пусть свершится чудо!

О память, нас отправь,

Где холодно под утро

Ногам от росных трав.

И где лучи пронзают

Поющую листву,

Где облака растают,

Откроют синеву.

И где в цвету долина,

И ласточка вверху,

И детство в тополином

Назойливом пуху.

И там, где удивляет

Ромашек хоровод,

Кузнечик подстрекает

Пить поцелуев мёд.

Мне лунный блеск глаза щипал,

В лицо мне хохотали бесы,

И падал я, срывался в бездну,

Себя до смерти расшибал.

Час пробужденья так уныл,

Хотя рассвет был с солнцем дружен.

И никому я не был нужен,

И никого я не любил.

…Она идёт прямо к нему. В страхе очертил он около себя круг. С усилием начал читать молитвы и заклинания…

И крученым стал я, и верченым,

В заботах весь – боже ты мой!

Не выйти б из круга очерченного,

Что встарь был обведен Хомой.

А жизнь, словно злобная панночка,

Пытается круг разомкнуть,

За горло, за самое яблочко,

Схватить, чтоб не дать продохнуть.

В родительском доме ремонт:

Обои со стен отдирают,

Шкаф толстый, как бегемот,

С усилием с места сдвигают.

На пол штукатурка летит,

Весь день не смолкает работа.

А фото на полке стоит,

До боли мне близкое фото.

И мать, и отец неспроста

Со снимка обводят всё взглядом:

Теперь их жильё – два креста,

Два холмика и ограда.

В тумане вязло фонарей сиянье,

И шорох струй на стёклах затихал,

И чувствовалось жизни увяданье,

И я припомнил, что мне друг сказал.

В заздравных тостах наш мутился разум.

– Ты крест, – сказал мне друг.

– Ну и сравнил!

– Да, да, ты крест! – и пальцем вдруг потряс он,

И голову на грудь он уронил.

Он не спешил с ответом, будто жилы

С меня тянул, кромсая душу мне.

– Да, да, ты крест, который до могилы

Приходится нести твоей жене.

Май. День Победы. Девятое.

Памятью дни кровоточили.

Поезд спешит мой и радует:

К дочери еду я, к дочери.

Эх, разгулялась весна в степи!

Склоны лесистые зелены.

Дикие маки вдоль насыпи

Каплями крови рассеяны.

Чувств обострённых брожение,

Мыслей клубок не распутаю.

Только одно утешение —

Скоро у дочери буду я.

Судьбу мне не выбелить начисто.

Глотаю печалей наркотики.

Где ветер с ромашками нянчится,

Расплачутся котики-ротики.

– Не плачьте, – скажу, будьте веселы

И радуйтесь ясному солнышку.

Ещё злые силы не срезали

Мою удалую головушку.

Если загулял беспутный ветер —

Шелеста нашествие резонно.

Я стоял, где яблони в расцвете,

Лунною сонатой потрясённый.

Рядом тополь – и высок, и статен —

К яблоням склонился головой

И сказал, что в лунной есть сонате

Ощущенье силы огневой.

В саду моём нарядном

Затеяли скворцы свист,

А с яблонями рядом

Разнежились нарциссы.

И ветер дул чуть слышно,

Играл с листвою в прятки,

И на свиданье вишня

Сбежала б без оглядки.

А мне б умчаться в юность,

Где сны о счастье снятся,

И окунуться в лунность,

И с милой целоваться.