Ю. Богомолов - Стихи

Декабрь. Предпраздничная тишь.
И – года нового во власти –
Как перышко, как снег летишь.
Повыше самых верхних крыш
До вдохновения и страсти.

Белым-бело.
Побелкою прошелся
По редким скверам черных городов
Маляр тщедушный.
Человек извелся
Без белизны.
И слез глаза его полны.

Белым-бело.
Белее только свет
Живой души.
Как снег хрустит под каблуком
Заждавшихся сапог!
И солнце каплею дрожит
Расплавленной.
И, если ты предполагаешь жить,
Дружок, –
Живи.
Фигуры на доске расставлены.

Вот жизнь твоя – вглядись смелей.
Вглядись – какие краски!
И света белого белей
Один денек декабрьский.

Один снежок. Один стежок.
Один квартал до пристани.
Один единственный дружок.
Один дружок – единственный.

Места родные. Край унылый.
Лишь память может воссоздать
И двор. И дом, в котором жил я.
И скудной жизни благодать.

То долгий день. То долгий, долгий вечер.
Но жизнь, в итоге, коротка,
Когда в саду, куртенку взяв на плечи,
В ночи плывешь. И тонешь в речке Млечной.
И под ногой не чувствуешь песка.

Не пишет человек.
Ты ждешь, а он не пишет.
Он полагает, что слова излишни
И сути не сказать.
Он много может полагать.

Но, сердцу как же приказать
И сердце всё же слышит, слышит
То ли слова, то ли мотив…
И где он? Мертв ли? Жив?
Когда бы знать! Когда бы знать!

Природа склонна жить неторопливо,
Задумчивость свою лелея по утрам.
То улыбнётся, то споёт плаксиво,
То успокоится и возвратится к снам

Несбыточным. О трепетной поре.
О клейких листиках. О ласковой удаче.
Когда народ, прихлебывая чай на даче,
Её, красотку юную, своей заботой грел

И называл голубушкой, касаткой…
Теперь с народа взятки гладки.
Сад опустел. Заброшен. Позабыт.
Не слышен смех. И печка не горит.
И вещи брошены. Насосы, бочки, банки,
Пузатые бутыли, сковородки, склянки,
Одежды влажный ворох, смятый плед,
В сарае старенький велосипед,

На чердаке вещей, наверно, с тыщу.
В углу – корзинки. На столе билет
Автобусный. ДавнИшний…
А в окнах вечером уже не светит свет.

Набегавшись.
Высунув язык от атмосферного груза.
Катишь за город. Один.
А в сугробах дома.
И понимаешь,
Что самая лучшая музыка –
Это, когда с небесной пластинки
Звучит и звучит тишина.

Он человечек был неброский.
Он человечек был небритый.
Он был, под старость, мягче воска,
Поскольку жизнею побитый.

Давно он не искал причины
Своих поступков и соседей.
Напротив магазин был винный.
Но он шел дальше, тем не менее.
И в доме, там, где проживали
Цельнопрактические души
Его совсем почти не знали.
Он не мешал. И не был нужен.

Судьба к нему благоволила
И на него не наседала.
И вдаль от шумного квартала
Гулять за ручку выводила.

Он выходил в осенний вечер,
Шел в парк безлистный почернелый
И падал снег ему на плечи,
Раскрашивая подбородок мелом.

Он был немолод, неприветлив.
Скорее низким был, чем рослым.
Он никогда не знал ответы
На заданные в лоб вопросы.

Но был своим в осеннем парке.
Его там точно, узнавали.
И ходоки, меняя палки,
Его, по правде, не меняли.

Одни махали ему ручкой
Другие вежливо кивали,
Но, набирая скорость круче,
За поворотом исчезали.

И он, по правде, был доволен.
Да что! Он был почти что счастлив!
Он был не одинок и волен
Средь скандинавского участия.

От детства только и осталось,
Как от компостера, билет пробитый,
Такая же, по сути, малость –
Поселков череда. Их свиток.

Их список скудный. Без эпитетов.
Слова обычные, простые.
Названия поселков: существительные
С разбросанными запятыми.

Попробуем. Что держит памяти,
Не знаю, решето иль сито?
Но то, что держится, то впаяно.
То замуровано. Прибито.

Кузовка, Песковатка, Аннино
Крутое, Байгора, Петровка.
Как ни крути, им место занято.
Судьбой очерчена тусовка.

Срослись с тобою переправы.
Домишки ветхие при въезде.
Дороги тряские, ухабы
И ночью влажные созвездия.

Дымы под утро над деревнею.
Туман скользит по скатам крыш.
Еще минута… Солнце светит,
А ты, малец, так сладко спишь!

Беда – не повод для тревог.
С годами прибывают беды.
Но сладок утренний глоток
Воды в стакане, освещенной светом.

И снисходителен прищур
Усталых глаз. Их обладатель
На все вопросы отвечает – «Пас!»
Он – не игрок. Он – наблюдатель.

Он курит крепкую махру.
И, сидя сиднем на крылечке,
Всех проходящих по селу
Зовет с улыбкою сердечной.

Всех баб и редких молодиц
Приветит ласковое слово.
Среди разнообразных лиц
Уже он не встречает новых.

Всех деревенских пацанов
По отчеству он величает.
И родословную дворов
Для сельсовета разъясняет

Но где кончается село,
А где он сам берет начало,
О том не знает ничего.
И, видно, никогда не знал он.

Декабрьская тьма. Остановка. Маршрутка.
Сидишь у окна. Полудремы минутка.
Езда на работу в сознании зыбком…
Как вдруг промелькнула живая улыбка.

Лицо, как лицо. И не сразу приметишь.
Простое пальтишко. Покатые плечи.
Улыбка же – нежит. Улыбка нас правит.
И хрупкое сердце, как олово плавит.

Такая улыбка в декабрьские дни
Случайную радость, как сторож хранит.
Светило пропавшее нам замещает.
Нас греет, голубит, щадит и прощает.

Нехитрая песенка пока еще поется.
И словА не подыскиваю – какие придется.
То мелодию затяну, то на миг обрываю.
То ниточку ловлю, то никак не поймаю.

И тропка прибитая. Идешь медленно.
Сосны на берегу золотисто-медные.
Сквозь облако протянута солнечная спица.
Голову поднимешь – голова кружИтся.