Андрей Дементьев - Утро начинается с любви

Быть может, им чуть больше повезет.

И от невзгод очистится Россия.

И общий сад наш пышно расцвет,

Когда при нем садовники такие.

…Я ухожу из будущих времен

В свою эпоху, радуясь той встрече…

Над Тверью тот же синий небосклон.

И мир вокруг неповторим и вечен.

Гром в небо ударил со зла —

и небо, как водится, в слезы.

Дырявая крыша березы

опять надо мной потекла.

Как тыща серебряных гривен,

тяжелые капли стучат.

Сердит неожиданный ливень,

но я ему искренне рад.

Он радугу вывел за лес.

Веселый, напористый, быстрый,

внезапно прозрачною искрой

на солнце блеснул и исчез.

От луж заблестела тропа.

И видно – на горизонте,

как травы купаются в солнце

и тянутся к солнцу хлеба.

И свежесть такая кругом,

как будто арбуз разломили.

Вдали еще сердится гром,

видать, из последних усилий.

И сердце тревожа мое,

весь день эта свежесть струится.

Быть может, на этой странице

осталось дыханье ее?

Гостеприимные японцы

Мне показали сад камней,

Кому я, словно щедрый спонсор,

Готов отдать был пару дней.

Мне говорили, что в саду том

Откроется вся жизнь моя…

…Я в сад явился ранним утром

И впал в причуды бытия:

Вздымались ввысь – три темных груды

Камней, свезенных напоказ.

Сидел я в ожиданье чуда,

И не сводил с пейзажа глаз.

И чудо вдруг во мне случилось,

И образ прошлого возник.

Мне Время оказало милость,

Былую жизнь вернув на миг.

Года из той поры недавней

Входили заново в меня,

И, видно, что-то знали камни,

Чего не мог предвидеть я.

Я спроецировал былое

На каждый свой грядущий час.

И показалась жизнь иною,

Хотя еще не началась.

И в новом свете я увидел

И свой исток, и свой итог…

И, словно одинокий витязь,

Встал на распутье трех дорог.

Где все могло пойти иначе…

В саду камней к исходу дня

Я знал, что жизнь переиначу…

…И камни поняли меня.

Апрель приходит на землю днем.

Утром его еще нет.

Утром лужи забиты льдом,

на снегу еще чей-то след.

Это утром.

А днем от сле́да

не останется и следа́.

Рассмеявшаяся вода

вдруг напомнит,

что скоро лето.

О, апрель, ты, как юность, чист,

откровенен, непостоянен…

Мир своим порази сияньем,

первым ливнем над ним промчись!

Близость познаешь на расстоянье,

чтоб, вернувшись, бережней беречь.

Я грустил о ней при расставанье

и дивился после наших встреч.

И всегда была разлука трудной.

Жил я так, теряя суткам счет,

как река, что, скована запрудой,

нетерпеньем трепетным живет.

С утра бушевало море.

И грохот кругом стоял:

сошлись в первобытном споре

с грозою девятый вал.

Смотрел я на шторм влюбленно,

скрывая невольный страх.

Две капли волны зеленой

остались в моих глазах.

А море рвалось, кипело,

никак не могло остыть,

как будто земле хотело

душу свою излить.

Нависло над морем небо,

и споря с ним злей и злей,

темнело оно от гнева,

чтоб в радости быть светлей.

Еврейских жен не спутаешь с другими.

Пусть даже и не близок им иврит.

Я каждую возвел бы в ранг богини,

Сперва умерив вес и аппетит.

А как они красноречивы в споре,

Когда неправы, судя по всему.

Душа их – как разгневанное море.

И тут уже не выплыть никому.

Мой друг художник – молодой и светский, —

Разводом огорчась очередным,

Спросил в тоске: «Что делать? Посоветуй…»

И я сказал: «Езжай в Иерусалим…»

Престиж еврейских жен недосягаем.

Непредсказуем и характер их.

Когда они своих мужей ругают,

То потому, что очень верят в них.

В их избранность, надежность и удачу.

Боясь – не потерялись бы в толпе.

А неудачи – ничего не значат.

Была бы лишь уверенность в себе.

И чтоб не обмануть их ожиданий,

Мужья обречены на чудеса:

Рекорды, книги, бизнес женам дарят,

Чтоб гордостью наполнить их глаза.

Еврейским женам угодить не просто.

Избранник – он единственный из всех.

Они хотят любимых видеть в звездах.

В деяньях, обреченных на успех.

И потому ни в чем не знают меры,

Когда мужей выводят в короли…

Без женской одержимости и веры

Они бы на вершины не взошли…

Пою хвалу терпению мужскому.

Еврейским женам почесть воздаю.

Одна из них не просто мне знакома,

Она судьбу возвысила мою.

Смотрел вчера я телик спозаранок:

Менты в работе… В кадре чей-то холл,

Где залежи купюр – на пол-экрана.

И счет их миллионы превзошел.

Надеюсь я, что нашей власти шумной

Достанет состраданья и ума

Определить все найденные суммы

В больницы или в детдома.

Но неизвестно, что с деньгами станет,

Награбленными властною шпаной…

То ль вновь осядут в чьем-нибудь кармане,

То ли дождутся участи иной…

Пришла весна,

Пора цвести садам.

Они стоят, затопленные морем,

и солнца нет у них над головой,

а вместо неба – желтая вода.

Но ведь пришла весна —

пора цветенья:

и вспоминают яблони, волнуясь,

что в эту пору надо им цвести.

И нету никакого чуда в этом,

что прямо в море зацвели сады.

Они цветут,

и рыбы удивленно

губами обрывают лепестки,

и море цвет тот поднимает к небу,

несет на гребне пенистой волны…

Цветут сады.

И шелестят ветвями,

шумят, как в бурю,

радуясь весне.

И шум садов выносит море

к людям…

И волны, разбиваясь о каменья,

кидают наземь белые цветы.

Цветут сады, захлебываясь морем…

Пришла весна —

Пора цвести садам!

Он хоть не стар,

но сед.

Не от годов – от бед.

Он видел,

как убивали наших

в предрассветном дыму,

как без вести пропавших

ждали в каждом дому.

Как голосили вдовы

по мужикам.

И горя хлебнувши вдоволь,

невесты шли по рукам.

Когда-нибудь он об этом

сыну расскажет,

заросшие красным цветом

окопы ему покажет,

воронки – от бомб упавших,

затопленные по весне.

Пусть сын, войны не знавший,

знает все о войне.

Война прошла через сердце мое.

И мне не забыть ее.

Сколько б ни минуло лет,

я буду помнить ее…

Я буду помнить ее

не по майским вспышкам ракет,

не по первым залпам салюта,

что долго в глазах не гас, —

я помню кричащие те минуты,

когда небо стреляло в нас…