Эдуард Асадов - Дума о Севастополе (сборник)

Хотя чудес немало у земли,

Но для меня такое просто внове,

Чтоб в октябре однажды в Подмосковье

Вдруг яблони вторично зацвели!

Горя пунцово-дымчатым нарядом,

Любая роща – как заморский сад:

Весна и осень будто встали рядом,

Цветут цветы, и яблоки висят.

Весна и осень, солнце и дожди,

Точь-в-точь посланцы Севера и Юга.

Как будто ждут, столкнувшись, друг от друга

Уступчивого слова – проходи!

Склонив к воде душистые цветы,

В рассветных брызгах яблоня купается.

Она стоит и словно бы смущается

Нагрянувшей нежданно красоты:

– Ну что это такое в самом деле!

Ведь не девчонка вроде бы давно,

А тут перед приходами метели

Вдруг расцвела. И глупо и смешно!

Но ветер крикнул: – Что за ерунда!

Неужто мало сделано тобою?!

При чем тут молода – немолода?

Сейчас ты хороша как никогда,

Так поживи красивою судьбою!

Взгляни, как жизнь порою отличает:

В пушисто-белом празднике цветов

Багряный жар пылающих плодов…

Такого даже молодость не знает!

Тебя терзали зной и холода,

Кому ж, скажи, еще и погордиться?!

Вглядись смелее в зеркало пруда,

Ну разве ты и вправду не царица?!

Так прочь сомненья! Это ни к чему.

Цвети и смейся звонко и беспечно!

Да, это – счастье! Радуйся ему.

Оно ведь, к сожаленью, быстротечно.

1975

Сто раз решал он о любви своей

Сказать ей твердо. Все как на духу!

Но всякий раз, едва встречался с ней,

Краснел и нес сплошную чепуху.

Хотел сказать решительное слово,

Но, как на грех, мучительно мычал.

Невесть зачем цитировал Толстого

Или вдруг просто каменно молчал.

Вконец растратив мужество свое,

Шагал домой, подавлен и потерян,

И только с фотографией ее

Он был красноречив и откровенен.

Перед простым любительским портретом

Он смелым был, он был самим собой.

Он поверял ей думы и секреты,

Те, что не смел открыть перед живой.

В спортивной белой блузке возле сетки,

Прядь придержав рукой от ветерка,

Она стояла с теннисной ракеткой

И, улыбаясь, щурилась слегка.

А он смотрел, не в силах оторваться,

Шепча ей кучу самых нежных слов.

Потом вздыхал: – Тебе бы все смеяться,

А я тут пропадай через любовь!

Она была повсюду, как на грех:

Глаза… И смех – надменный и пьянящий.

Он и во сне все слышал этот смех

И клял себя за трусость даже спящий.

Но час настал. Высокий, гордый час!

Когда решил он, что скорей умрет,

Чем будет тряпкой. И на этот раз

Без ясного ответа не уйдет!

Средь городского шумного движенья

Он шел вперед походкою бойца,

Чтоб победить иль проиграть сраженье,

Но ни за что не дрогнуть до конца!

Однако то ли в чем-то просчитался,

То ли споткнулся где-то на ходу,

Но вновь краснел, и снова заикался,

И снова нес сплошную ерунду.

– Ну, вот и все! – Он вышел на бульвар,

Достал портрет любимой машинально,

Сел на скамейку и сказал печально:

– Вот и погиб «решительный удар»!

Тебе небось смешно, что я робею.

Скажи, моя красивая звезда:

Меня ты любишь? Будешь ли моею?

Да или нет? – И вдруг услышал: – Да!

Что это? Бред? Иль сердце виновато?

Иль просто клен прошелестел листвой?

Он обернулся: в пламени заката

Она стояла за его спиной.

Он мог поклясться, что такой прекрасной

Еще ее не видел никогда.

– Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!

Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!

Было нас трое в купе одном:

Моряк, богатырски храпевший над нами,

И мы – это я и волгарь-агроном,

Плечистый, с застенчивыми глазами.

Мы с ним толковали о ржи и о гречке.

И я, немного в том смысля порой,

Нет-нет, да и важно вставлял словечко, —

Знай наших, хоть я, мол, и городской!

До книг, до стихов добрались мы потом.

Но он не смотрел мне восторженно в рот,

А стал вдруг цитировать стих за стихом, —

Знай тоже, мол, наших, хоть я – полевод!

Ложились мы в первом часу, вероятно.

И тут, отвернувшись на миг, из блокнота

Он вынул потертое женское фото,

Взглянул, улыбнулся и спрятал обратно.

– Так, так! – прогудел вдруг раскатистый бас.

Проснулся моряк, усмехнулся, зевая. —

Красавицу прячете? Молодая?

Женаты, конечно? По опыту знаю,

Проведает женка – ох, перцу ж и даст!

Слегка растерявшись, тот выключил свет.

С минуту иль две была тишина.

Потом он ответил: – А тайны и нет —

Это жена. Вы не смейтесь, сосед.

Честное слово, это жена.

– Простите, – моряк пробасил смущенно.

Понятно. Бывал в положенье таком.

Счастливое время… Молодожены…

– Да нет, мы двенадцатый год живем.

И чувствуя, видно, как подняли брови

Оба соседа, он в тишине

Стал говорить вдруг просто, с любовью,

С любовью… о собственной о жене.

Как встретил в клубе ее впервые,

Как в первый раз сказал ей: «Жена…»,

Какие глаза у нее озорные

И как хорошо смеется она.

– Немного капризная, правда, бедовая,

Балую тоже и сам порой,

Орехи очень любит кедровые,

Чуть не мешок вот везу домой.

Был на Урале в командировке,

Две недели дано мне было.

А я в полторы достал сортировки… —

Моряк улыбнулся: – И снова к милой?

Мы с флотским шутили, острили зубато,

Но было нам вроде неловко немного.

Ну так, словно были мы в чем виноваты

Пред теми, с кем нас разлучила дорога.

Он вышел в Бекетовке. Снова мрак

Гудел от вагонной дрожи.

– Хороший парень, – сказал моряк, —

Душевный парень, и все же…

Таких, к сожаленью, жены порой

Не очень-то любят и ценят не очень.

Зря раньше срока он едет домой.

Всякое может застать, между прочим…

Он выкурил трубку и вновь – храпака.

Бывалому всюду родная каюта!

А мне не спалось. От слов моряка

Стало грустно вдруг почему-то.

И впрямь не слишком ли часто бывает,

Что многие странно живут порой:

На чувства холодом отвечают,

На холод – нежностью и тоской?

Не знаю, как будет попутчик наш встречен,

Не ведаю, что у него за жена,

Но мне захотелось вдруг в этот вечер

Сказать, чтоб смогла услышать она:

– Послушайте, незнакомка далекая!

Не знаю: хорошая вы или скверная,

Сердечная, добрая или жестокая,

Но то, что любимая, – знаю наверное!

Поймите: в вагоне, соседям на час

Обычно не лгут никогда. Зачем?

Вас любят! А это один только раз

Встречается людям, и то не всем!

Поэтому, если вы любите тоже,

Привет вам сердечный!.. Но если вдруг

Сосед мой недаром меня встревожил

И встретится с болью ваш лучший друг,

Стойте тогда! Удержитесь от взгляда,

От тайных улыбок и тайных встреч!