Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

А полки наглецов крылатых
Налетают за будь здоров
И на темени кандидатов,
И на лысины докторов.

Жрут без всяческих аргументов,
Без почтенья, увы, хоть плачь.
Даже члены-корреспонденты
Удирают порою с дач!

И какие уж там красоты,
Если где-нибудь, горбя стан,
Человек, этот «царь природы»,
Вдруг скребется, как павиан!

Впрочем, надо признаться, к счастью,
Что разбойничий тот «народ»
Нас не полным составом жрет,
А лишь хищной своею частью.

Сам комар – травоядно-тихий.
От рождения он не зол.
А кусают нас зло и лихо
Только «женщины» – комарихи,
Ну, как водится, – «слабый пол»!

Ах, ученые-энтомологи!
Вам самим же пощады нет.
Вылезайте же из-под пологов,
Из-под сеток на божий свет.

Если хочет сама природа,
Чтоб комар на планете жил,
Дайте ж средство такого рода,
Чтобы «зверь» этот год за годом
Вроде с пользой бы послужил.

Измените вы в нем наследственность,
Озарите лучами мглу
И пустите «кусачью» деятельность
По направленному руслу.

Чтоб не смели они касаться
Всех добрейших людских голов,
А кусали бы лишь мерзавцев,
Негодяев и подлецов.

Вот тогда-то, чего же проще,
Все раскрылись бы, как один:
Раз ты цел, – значит, ты хороший,
Ну а тот, кто искусан в роще,
Сразу ясно, что сукин сын.

И чтоб стали предельно дороги
Людям реки и тишь лесов,
Подзаймитесь же, энтомологи,
Воспитанием комаров!

Пусть с душой комары поют
Для хороших людей все лето.
А мерзавцев пускай сожрут.
Полагаю, друзья, что тут
Никаких возражений нету!

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
– Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу,
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал: – Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит, задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…

Труп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце – чистейшей породы!

Смешная птица пеликан!
Он грузный, неуклюжий,
Громадный клюв, как ятаган,
И зоб – тугой, как барабан,
Набитый впрок на ужин…

Гнездо в кустах на островке,
В гнезде птенцы галдят,
Ныряет мама в озерке,
А он стоит невдалеке,
Как сторож и солдат.

Потом он, голову пригнув,
Распахивает клюв.
И, сунув шейки, как в трубу,
Птенцы в его зобу
Хватают жадно, кто быстрей,
Хрустящих окуней.

А степь с утра и до утра
Все суше и мрачнее.
Стоит безбожная жара,
И даже кончики пера
Черны от суховея.

Трещат сухие камыши…
Жара – хоть не дыши!
Как хищный беркут над землей,
Парит тяжелый зной.

И вот на месте озерка –
Один засохший ил.
Воды ни капли, ни глотка.
Ну хоть бы лужица пока!
Ну хоть бы дождь полил!

Птенцы затихли. Не кричат.
Они как будто тают…
Чуть только лапами дрожат
Да клювы раскрывают.

Сказали ветры: – Ливню быть,
Но позже, не сейчас. –
Птенцы ж глазами просят: – Пить! –
Им не дождаться, не дожить!
Ведь дорог каждый час!

Но стой, беда! Спасенье есть,
Как радость, настоящее.
Оно в груди отца, вот здесь!
Живое и горящее.

Он их спасет любой ценой,
Великою любовью.
Не чудом, не водой живой,
А выше, чем живой водой, –
Своей живою кровью.

Привстал на лапах пеликан,
Глазами мир обвел
И клювом грудь себе вспорол,
А клюв – как ятаган!

Сложились крылья-паруса,
Доплыв до высшей цели.
Светлели детские глаза,
Отцовские – тускнели…

Смешная птица пеликан:
Он грузный, неуклюжий,
Громадный клюв, как ятаган,
И зоб – тугой, как барабан,
Набитый впрок на ужин…

Пусть так. Но я скажу иным
Гогочущим болванам:
– Снимите шапки перед ним,
Перед зобастым и смешным,
Нескладным пеликаном!

Джумбо – слон. Но только не простой.
Он в морской фарфоровой тельняшке,
С красною попоной, при фуражке
И с ужасно мудрою душой.

Джумбо – настоящий амулет:
Если Джумбо посмотреть на свет,
То проступит надпись на боку:
«Я морское счастье берегу!»

В долгом рейсе Джумбо развлечет,
Хвост покрутишь – и, сощуря взгляд,
Джумбо важно в танце поплывет
Пять шагов вперед и пять назад.

А душа подернется тоской –
Руку на попону положи,
Слон смешно закрутит головой:
Дескать, брось, хозяин, не тужи!

А хозяин у него отныне
Ленинградец – русский капитан.
Тот, что спас из воющей пучины
Тринидадский сейнер «Алькоран».

И хозяин, сгорбленный, как вяз,
Утром в бухте, огненной от зноя,
Долго руку капитану тряс
И кивал седою головою:

– Я сдаю… Отплавался… Ну что ж!
Не обидь. Прими от старика,
Ты ведь русский, денег не возьмешь.
Вот мой друг… Ты с ним не пропадешь.
Джумбо – верный спутник моряка!

Вправду, что ли, дед наворожил?
Но когда попали у Курил
Прямо на пути тайфуна «Бетси»,
Некуда, казалось, было деться.
Но корабль вдруг чудом проскочил!

И с тех пор ненастье иль туман –
Капитан, слоненка взяв в ладони,
Важно спросит: – Ну, беду прогоним? –
Тот кивнет: – Прогоним, капитан!

Но сегодня к черту ураганы!
Нынче не в буране, не во мгле,
Джумбо с капитаном на земле
В ленинградском доме капитана.