Владимир Высоцкий - Лирика

Я ступни свои сзади оставил,
Мимоходом по мертвым скорбя, —
Шар земной я вращаю локтями —
От себя, от себя!

Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон,
Принял пулю на вдохе, —
Но на запад, на запад ползет батальон,
Чтобы солнце взошло на востоке.

Животом – по грязи́, дышим смрадом болот,
Но глаза закрываем на запах.
Нынче по́ небу солнце нормально идет,
Потому что мы рвемся на запад.

Руки, ноги – на месте ли, нет ли, —
Как на свадьбе росу пригубя,
Землю тянем зубами за стебли —
На себя! От себя!

Произошел необъяснимый катаклизм:
Я шел домой по тихой улице своей —
Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм,
Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»!

Я по подземным переходам не пойду:
Визг тормозов мне – как романс о трех рублях, —
За то ль я гиб и мер в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне – заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!

Но ничего, я к старой тактике пришел:
Ушел в подполье – пусть ругают за прогул!
Сегодня ночью я три шины пропорол, —
Так полегчало – без снотворного уснул!

Дверь проломить – купил отбойный молоток,
Электродрель, – попробуй крышу пропили!
Не дам порочить наш совейский городок,
Где пиво варят золотое «Жигули»!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне – заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!

Мне за грехи мои не будет ничего:
Я в психбольнице все права завоевал.
И я б их к стенке ставил через одного
И направлял на них груженый самосвал!

Но вскоре я машину сделаю свою —
Все части есть, – а от владения уволь:
Отполирую – и с разгону разобью
Ее под окнами отеля «Метрополь».

Нет, чтой-то ёкнуло – ведь части-то свои! —
Недосыпал, недоедал, пил только чай…
Всё, – еду, еду регистрировать в ГАИ!..
Ах, черт! – «москвич» меня забрызгал, негодяй!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне – заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «москвичах»!

Отбросив прочь свой деревянный посох,
Упав на снег и полежав ничком,
Я встал – и сел в «погибель на колесах»,
Презрев передвижение пешком.

Я не предполагал играть с судьбою,
Не собирался спирт в огонь подлить, —
Я просто этой быстрою ездою
Намеревался жизнь себе продлить.

Подошвами своих спортивных «чешек»
Топтал я прежде тропы и полы —
И был неуязвим я для насмешек,
И был недосягаем для хулы.

Но я в другие перешел разряды —
Меня не примут в общую кадриль,
Я еду, я ловлю косые взгляды
И на меня, и на автомобиль.

Прервав общенье и рукопожатья,
Отворотилась прочь моя среда, —
Но кончилось глухое неприятье —
И началась открытая вражда.

Я в мир вкатился, чуждый нам по духу,
Все правила движения поправ, —
Орудовцы мне робко жали руку,
Вручая две квитанции на штраф.

Я во вражду включился постепенно,
Я утром зрел плоды ночных атак:
Морским узлом завязана антенна…
То был намек: с тобою будет так!

Прокравшись огородами, полями,
Вонзали шило в шины, как кинжал, —
Я ж отбивался целый день рублями —
И не сдавался, и в боях мужал.

Безлунными ночами я нередко
Противника в засаде поджидал, —
Но у него поставлена разведка —
И он в засаду мне не попадал.

И вот – как «языка» – бесшумно сняли
Передний мост и унесли во тьму.
Передний мост!.. Казалось бы – детали, —
Но без него и задний ни к чему.

Я доставал мосты, рули, колеса, —
Не за глаза красивые – за мзду.
Но понял я: не одолеть колосса, —
Назад – пока машина на ходу!

Назад, к моим нетленным пешеходам!
Пусти назад, о отворись, сезам!
Назад в метро, к подземным переходам!
Разгон, руль влево и – по тормозам!

…Восстану я из праха, вновь обыден,
И улыбнусь, выплевывая пыль:
Теперь народом я не ненавидим
За то, что у меня автомобиль!

Я вам мозги не пудрю —
Уже не тот завод:
В меня стрелял поу́тру
Из ружей целый взвод.
За что мне эта злая,
Нелепая стезя —
Не то чтобы не знаю, —
Рассказывать нельзя.

Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял…
И взвод отлично выполнил приказ, —
Но был один, который не стрелял.

Судьба моя лихая
Давно наперекос:
Однажды языка я
Добыл, да не донес, —
И особист Суэтин,
Неутомимый наш,
Еще тогда приметил
И взял на карандаш.

Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый матерьял…
Никто поделать ничего не смог.
Нет – смог один, который не стрелял.

Рука упала в пропасть
С дурацким звуком «Пли!» —
И залп мне выдал пропуск
В ту сторону земли.
Но слышу: «Жив, зараза, —
Тащите в медсанбат.
Расстреливать два раза
Уставы не велят».

А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял, —
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.

Я раны, как собака, —
Лизал, а не лечил;
В госпиталях, однако, —
В большом почете был.
Ходил в меня влюбленный
Весь слабый женский пол:
«Эй ты, недострелённый,
Давай-ка на укол!»

Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал —
Чтоб было слаще воевать ему.
Кому? Тому, который не стрелял.

Я пил чаек из блюдца,
Со спиртиком бывал…
Мне не пришлось загнуться,
И я довоевал.
В свой полк определили, —
«Воюй! – сказал комбат. —
А что недострелили —
Так я не виноват».

Я очень рад был – но, присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял:
Немецкий снайпер дострелил меня, —
Убив того, который не стрелял.

Сам виноват – и слезы лью,
и охаю:
Попал в чужую колею
глубокую.
Я цели намечал свои
на выбор сам —
А вот теперь из колеи
не выбраться.

Крутые скользкие края
Имеет эта колея.

Я кляну проложивших ее —
Скоро лопнет терпенье мое —
И склоняю, как школьник плохой:
Колею, в колее, с колеёй…

Но почему неймется мне —
нахальный я, —
Условья, в общем, в колее
нормальные:
Никто не стукнет, не притрет —
не жалуйся, —
Желаешь двигаться вперед —
пожалуйста!