Владимир Высоцкий - Лирика

А вторым – чего уж тут,
он все выверил —
В утешение дадут
кости с ливером.

Номер два – далек от плотских тех утех, —
Он из сытых, он из этих, он из тех, —
Он надеется на славу, на успех —
И уж ноги задирает выше всех.

Ох, наклон на вираже – бетон у щек!
Краше некуда уже, а он – еще!
Он стратег, он даже тактик, словом – спец, —
Сила, воля плюс характер – молодец!

Четок, собран, напряжен
И не лезет на рожон, —

Этот – будет выступать
на Салониках,
И детишек поучать
в кинохрониках,
И соперничать с Пеле
в закаленности,
И являть пример целе —
устремленности!

Номер третий – убелен и умудрен, —
Он всегда – второй надежный эшелон, —
Вероятно, кто-то в первом заболел,
Ну а может, его тренер пожалел.

И назойливо в ушах звенит струна:
У тебя последний шанс, эх, старина!
Он в азарте – как мальчишка, как шпана, —
Нужен спурт – иначе крышка и хана!

Переходит сразу он
В задний старенький вагон,

Где былые имена —
предынфарктные,
Где местам одна цена —
все плацкартные.

А четвертый – тот, что крайний, боковой, —
Так бежит – ни для чего, ни для кого:
То приблизится – мол, пятки оттопчу,
То отстанет, постоит – мол, так хочу.

Не проглотит первый лакомый кусок,
Не надеть второму лавровый венок,

Ну а третьему – ползти
На запа́сные пути…

Сколько все-таки систем
в беге нынешнем! —
Он вдруг взял да сбавил темп
перед финишем,
Майку сбросил – вот те на! —
не противно ли?
Поведенье бегуна —
неспортивное!

На дистанции – четверка первачей,
Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.
Кто из них что исповедует, кто чей?
…Отделяются лопатки от плечей —
И летит уже четверка первачей!

Себя от надоевшей славы спрятав,
В одном из их Соединенных Штатов,
В глуши и в дебрях чуждых нам систем
Жил-был известный больше, чем Иуда,
Живое порожденье Голливуда —
Артист, Джеймс Бонд, шпион, агент 07.

Был этот самый парень —
Звезда, ни дать ни взять, —
Настолько популярен,
Что страшно рассказать.

Да шуточное ль дело —
Почти что полубог!
Известный всем Марчелло
В сравненье с им – щенок.

Он на своей на загородной вилле
Скрывался, чтоб его не подловили,
И умирал от скуки и тоски.
А то, бывало, встретят у квартиры —
Набросятся и рвут на сувениры
Последние штаны и пинджаки.

Вот так и жил, как в клетке,
Ну а в кино – потел:
Различные разведки
Дурачил, как хотел.

То ходит в чьей-то шкуре,
То в пепельнице спит,
А то на абажуре
Ково-нибудь соблазнит.

И вот артиста этого – Джеймс Бонда —
Товарищи из Госафильмофонда
В совместную картину к нам зовут, —
Чтоб граждане его не узнавали,
Он к нам решил приехать в одеяле:
Мол, все равно на клочья разорвут.

Ну посудите сами:
На про́водах в ЮСА
Все хиппи с волосами
Побрили волоса;

С его сорвали свитер,
Отгрызли вмиг часы
И растащили плиты
Со взлетной полосы.

И вот в Москве нисходит он по трапу,
Дает долла́р носильщику на лапу
И прикрывает личность на ходу, —
Вдруг ктой-то шасть на «газике» к агенту
И – киноленту вместо документу:
Что, мол, свои, мол, хау ду ю ду!

Огромная колонна
Стоит сама в себе, —
Но встречает чемпиона
По стендовой стрельбе.

Попал во все, что было,
Тот выстрелом с руки, —
Ну все с ума сходило,
И даже мужики.

Довольный, что его не узнавали,
Он одеяло снял в «Национале», —
Но, несмотря на личность и акцент,
Его там обозвали оборванцем,
Который притворялся иностранцем
И заявлял, что, дескать, он – агент.

Швейцар его – за ворот, —
Решил открыться он:
«07 я!» – «Вам межгород —
Так надо взять талон!»

Во рту скопилась пена
И горькая слюна, —
И в позе супермена
Он уселся у окна.

Но вот киношестерки прибежали
И недоразумение замяли,
И разменяли фунты на рубли.
…Уборщица ворчала: «Вот же пройда!
Подумаешь – агентишка какой-то!
У нас в девятом – прынц из Сомали!»

Во хмелю слегка
Лесом правил я.
Не устал пока, —
Пел за здравие.
А умел я петь
Песни вздорные:
«Как любил я вас,
Очи черные…»

То плелись, то неслись, то трусили рысцой.
И болотную слизь конь швырял мне в лицо.
Только я проглочу вместе с грязью слюну,
Штофу горло скручу – и опять затяну:

«Очи черные!
Как любил я вас…»
Но – прикончил я
То, что впрок припас.
Головой тряхнул,
Чтоб слетела блажь,
И вокруг взглянул —
И присвистнул аж:

Лес стеной впереди – не пускает стена, —
Кони прядут ушами, назад подают.
Где просвет, где прогал – не видать ни рожна!
Колют иглы меня, до костей достают.

Коренной ты мой.
Выручай же, брат!
Ты куда, родной, —
Почему назад?!
Дождь – как яд с ветвей —
Недобро м пропах.
Пристяжной моей
Волк нырнул под пах.

Вот же пьяный дурак, вот же на́лил глаза!
Ведь погибель пришла, а бежать – не суметь, —
Из колоды моей утащили туза,
Да такого туза, без которого – смерть!

Я ору волкам:
«Побери вас прах!..» —
А коней пока
Подгоняет страх.
Шевелю кнутом —
Бью крученые
И ору притом:
«Очи черные!..»

Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс —
Бубенцы плясовую играют с дуги.
Ах вы кони мои, погублю же я вас, —
Выносите, друзья, выносите, враги!

…От погони той
Даже хмель иссяк.
Мы на кряж крутой —
На одних осях,
В хлопьях пены мы —
Струи в кряж лились, —
Отдышались, отхрипели
Да откашлялись.

Я лошадкам забитым, что не подвели,
Поклонился в копыта, до самой земли,
Сбросил с воза манатки, повел в поводу…
Спаси Бог вас, лошадки, что целым иду!

Что за дом притих,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами —
На проезжий тракт?

Ох, устал я, устал, – а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого, – только тень промелькнула в сенях
Да стервятник спустился и сузил круги.

В дом заходишь, как
Все равно в кабак,
А народишко —
Каждый третий – враг.
Своротят скулу,
Гость непрошеный!
Образа в углу —
И те перекошены.