Вероника Долина - Цветной бульвар

Они – коты. Весенние коты.
У них лицо опасное, однако.
А ты чего? Ты должен знать, кто ты —
Ты сирота, московская собака.

По вселенским законам гармонии —
Или музыки? Или судьбы? —
На краю этой дикой колонии
Я живу для моей ворожбы.

И когда остальное исполнится,
Дети вырастут, книги уйдут —
Я предчувствую, чем вам запомнятся
Эти несколько страшных минут.

По закону кошмара и паники,
По закону старухи-чумы —
Не поэты родятся, не странники,
А охранники новой тюрьмы.

И пока не придет санитарная
Специальная помощь с небес —
Власть над нами пребудет бездарная
И с топориком наперевес.

По законам волшбы и иллюзии —
Если люди зовутся людьми,
Ваши дети не будут изрублены.
И пророки у вас не лгуны.

Как однажды сказали убогие,
Распрямивши свой крохотный рост:
Ваши единороги – безрогие.
А драконы – лишь ящерный хвост.

Когда бы одна деловитость
Была бы мой недруг… боюсь,
Повысила б я домовитость,
И был бы кристальным союз.

Но я ненавижу хористов.
Они на любом этаже…
И их дирижер или пристав —
Мне топает ножкой уже.

Ну не так-то уж мы и божественны.
Есть над нами местком, профком.
Обнаружено тело женщины —
А потом столбняк столбняком.

Завтра ровно в четыре откроется
Сокровенный глаз Глухаря.
И строфа со строфой построятся —
У непышного алтаря.

Приходите, а вдруг подружатся
Мальчик с девочкой, наконец?
Может, кто еще обнаружится —
Чья-то мама или отец…

События не могут говорить.
События нас только побуждают.
И женщины – мужчин давай корить…
А лучшие – так те еще рыдают.

Замучил ты меня и запытал.
Забросил и давно не вспоминаешь…
Я создала семью и капитал,
А что ты обо мне вообще-то знаешь?

О, стервы многозначные мои.
О кумушки Шекспира и Мольера.
Ведут свои подземные бои.
Дымится безнадежная галера

От этих жалоб, жлобского нытья.
Нескладны взмахи невесомых весел.
Давно мужланам нет от вас житья.
Но всяк погиб – кто вас однажды бросил.

Вас не бросают. Ин-зе-сити-секс…
Куда пойдут невинные пастушки?
И наполняют каждый мультиплекс
Пустые ваши сухонькие тушки.

…тут терпенье нужны и отвага.
Лишь они и осталися мне.
Выхожу я, как Доктор Живаго,
В старомодном моем шушуне.

Я зипун с шушуном повенчала,
Рукавицы оставив внутри.
Не такою была я сначала.
Что-то вроде Мадам Бовари…

Но сырые московские бури…
Но немытые в корне авто…
Как там пляжи в Довиле, Кабуре?
Кто теперь их погладит? Никто.

Выхожу, запахнувши дубленку.
Отряхая с себя нафталин.
Дал же кто-то для жизни силенку,
Даже чуть чересчур отвалил.

А всего-то – терпеж да отвага,
Чтобы выйти в заснеженный мир —
И погибнуть, как доктор Живаго.
Или мигом – как Генрих Сапгир.

В те поры все мы были широкими.
Добывали звезду в глубине.
И ничуточки не одинокими —
Все родители живы вполне…

«Что тебе привезти, моя милочка?» —
Лепетал он, неровно дыша…
«Что мне надо? Вот разве точилочка —
Для волшебного карандаша».

Прилетает он в Лондон. Безропотно
Начинает свой поиск в глуши…
Каково это – вовсе без опыта?
Что за дивные карандаши?

Вот гранено сверкает бутылочка,
Вот пуховка взлетает, и две…
Где же прячется чудо-точилочка,
О какой не слыхали в Москве?

А она, проронивши желание,
Поминает, тихонько смеясь:
Точно ль выполнит он указание,
Понимает ли тонкую связь?

Меж мирами, между континентами,
Натянулась некрепкая нить
Кто знаком вот с такими моментами,
Не пытается мир изменить…

Обыскал он весь город с предместьями.
Даже в Оксфорде он побывал.
Ну, сперва-то все с шуткой и песнями,
А потом-то уже подвывал…

Но дошел до случайного рыночка,
И китайских увидел кликуш.
И нашлась в этом месте точилочка
Для особо утонченных душ.

Приезжает в Москву и к возлюбленной
Отправляется, в сладком поту,
Он с точилочкой крохотной, купленной
Черт-те где, не в аэропорту.

А она, лишь десертною вилочкой
Ковырнув кружевной пирожок,
Говорит: «Поздновато с точилочкой
Прилетел ты, мой бедный дружок.

Тут такие дворцы понастроили!
Тут хоромы, до Крыма мосты.
Все мужчины тут стали героями,
Но не ты, я же вижу, не ты.

У меня, как у дамы, копилочка.
Там поместье, лошадки, белье.
Для чего мне теперь-то точилочка,
Сам подумай-ка, горе мое?!»

И пошел он путями короткими.
И исчез в подмосковной пыли.
Времена, где мы были широкими, —
Где они? Безнадежно прошли.

Но в конце прилагается ссылочка —
Без нее неспокойна душа.
У него все ж осталась точилочка
Для волшебного карандаша!