Вероника Долина - Цветной бульвар

Могу паштеты… кроличий,
утиный.
Могу прозрачный, с гренками бульон.
Была когда-то вовсе буратиной,
Где луковка – обед…
Но то быльем

Уж поросло… и я по гастроному
Изрядно бегаю,
Диковины ища…
Меня не сразу сыщешь,
Быстроногу…
Я тут и там, с кошелкой сообща.

Но все твердят: найди себе пирожных.
И кофе – раздобудь и овладей.
О сколько их, людей неосторожных…
К любви предрасположенных
людей…

…шла по брусчатке.
В городе во Львове.
Чего такого
мы все время ждем?..
И три-четыре
Небольших любови
За мной тащились
Тихо под дождем.

Как мушкетеров
Стройная команда…
Пока в отеле спит
Планше-планшет.
Да, я четверочник.
Но все стихи – как надо.
А кто отличник —
там другой сюжет.

Я в поезде… Но может, это
не поезд вовсе, если я,
Собрав все слабости поэта,
Пишу тебе, душа моя?

Да разве в поезде возможен
Сердечный крик, печальный вздох?
Ведь поезд краток и тревожен…
Он этим сладостен и плох,

Что не успеешь изовраться,
Со спутником деля часы…
А вот уж надо собираться —
Огни граничной полосы

Так ярко криво проступили,
Весь в звездах сизый небосвод…
Не может быть, чтоб пропустили
Мы станцию, как Новый год…

Я в поезде… но это тоже
Как будто бы на корабле.
И поезд мой – мороз по коже.
И стих мой – компас на Земле.

…Никого по эту сторону.
Все – по ту, по ту, по ту.
И стоит, понурив голову,
Плачет девушка в порту.

Не видать нигде кораблика.
Ветер дует и трясет…
Кто придет ее порадовать,
Свежей рыбки принесет?

Не горит свеча за окнами.
Были лодки, да ушли.
Камбалы, трески и окуни —
Отдыхают на мели.

Соляные склады старые.
Рыбный рынок, старый мол.
Морячки придут усталые.
Хоть один бы да пришел.

Вот идет она по берегу.
С ней почти что – благодать.
Не короткий путь в Америку.
Из Канады – долго ждать.

…Не потому,
что город при дожде
Покажется безглазым,
Бесполезным…
Не потому, что при любой беде
Все станет деревянным и железным…

Не оттого, что в теле пастуха
Уснет душа ягненка и барана…
А только тихий поворот стиха…
Застал тебя
Сегодня слишком рано.

И этот же скрипичный поворот —
Как звук ключа
В искривленной личине,
Уже проник – из уха
В нос и рот…
По сумрачной заре
И по причине…

Вот полон рот
Угрюмого дождя.
Тяжелых нот
тетрадки скоро явит.
Вперед, вперед.
Немного погодя
Все станет на места.
Зима заставит.

Отвыкла я от нежности сыновьей.
От этих и подобных пустяков.
Теперь присматриваюсь вот
К щеновьей.
От хвостика – до цепких коготков.

Игрушечное бархатное чадо.
Пушистый восхитительный живот.
И нет того – чего ему не надо.
И сам он вроде – мусоропровод.

Грызет…
Сейчас погибнут проводочки,
Поэта перезрелая любовь…
Мои запястья… эти кровоточки —
Следы его младенческих зубов.

И мальчики мои меня крушили…
Но все уже забыто на века.
И вместе собрались, и подложили
Испанца, диверсанта,
Двойника.

«Отверженных смотрю…
И эскалатор
Куда-то вниз уносит жизнь мою.
А в пятницу, в местечке
«Альма-матер»
Я снова по-осеннему спою.

Что в осени и не первоначальной?..
При дождике,
Почти что при свече,
Придите слушать
Голос мой печальный,
И повидаться стоит вообще.

Пускай Москва
Сияет как лучина.
С теплом и светом
Множество проблем…

Меж небом и землей
Живет мужчина…
А женщина?
Нигде. Уже совсем.

Ну, что нам с вами делать
Под дождем?
Ну, суши, что ли, заказать
В сушилке?
Их принесут…
Мы растрясем копилки.
И нехотя к десерту перейдем.

Ну, что нам делать с вами
При дожде?
Ну, обувь, что ли, перебрать
К погоде?
Так мы еще вчера
Смотрели вроде?
Такой, как надо, —
Не видать нигде.

Каких перчаток, шарфиков,
Зонтов?
Когда зима уже глядит
В затылок…
Каких сыров, паштетов
И бутылок —
Тех, что нашел
И оплатить готов.

Чем буржуазией эта дребедень —
Тем безобразней
Мутный праздник ночи.
Еще скудней сентябрь,
Еще короче.
Еще темней
И беспощадней день.

…хоть тридцать девять каменных ступеней
И посылает в полночь нам
Хичкок…
Но ты моих не слышишь песнопений.
Все для тебя – частушки и прыг-скок.

И ты мою старинную гитару
Готов распять на первом же гвозде…
Да я сама повисну с ней на пару.
Хоть в доме, хоть на улице.
Везде.

Таких, как я, —
любовь низкочастотна.
Не говори, что это только китч…
Всегда любила старика Хичкока.
А он – меня.
Мой психо-птице-Хич.

Сегодня вот ведь что
со мной случилось…
Вы знаете, я музыке училась?
Училась, да, ну, правда,
Уж давно…
Я за руку держалась
Няньки старой.
Так после обнималась я с гитарой,
как в те года мы с нею – у кино…

Что за кино,
Вы, кажется, спросили?
Да у кино, у нашей у России…
Такое у фонтана возвели.
Где мы гуляли с няньками,
Дурашки.
Кудрявенькие девочки-барашки,
Приемыши своей родной земли.

Лишь только выйдем с музыки проклятой,
Суровой, но ни в чем
Не виноватой —
Лишь только выйдем с нянею моей —
Бегом бежим в тот малый зал «России»,
Где мультики идут…
Сердца просили
Одних лишь только мультиков скорей…

Бегом-бегом, хоть с пирожком, хоть с булкой.
Бог с ним, с дождем, со снегом
и с прогулкой,
Дом Фамусова, тяжкий, как свинец.
Мы мультики сегодня заслужили.
Недаром мы весь день-деньской кружили,
Сейчас уж оторвемся под конец…

…так размышляла, подперевшись, тетка.
Звезда гитары, фея околотка,
У светофора выглянув в окно.
Все в прошлом.
Времена теперь жестоки.
В России – не кино, а караоке.
И няньки нет, и школы нет давно.

Котов – почти что ненавижу.
В их сторону и не гляжу.
И кошку – белу, черну, рыжу —
Красавицей не нахожу.
Уж так устроен мой хрусталик,
Что выделяет он собак
Для бедных глаз моих усталых…
А кошек – нет. Ну вот никак.
А все же, дело пожилое,
Иду с лохматым другом тут —
И вижу – как полуживое
Три микронедруга сосут…
Чуть не грызут мамашу, урки.
Она – худышка в три ребра.
Потомству этой тощей мурки —
Ее саму кормить пора.
Сосут, терзают оголтело
Ее непышные сосцы —
Вот так-то это само дело
Умели делать их отцы…
Один черныш, другой белянка,
А третий густо полосат.
Асфальтом залита полянка,
Подвальный уголок им сад.
Под боком бочек просмоленных,
Где закатали всю Москву —
Свет диких глаз ее зеленых
Сверкает страшно, наяву.