Андрей Дементьев - Стихотворения

Между нами – наша юность.
И прощальные полдня…
Ты мне грустно улыбнулась,
Чтоб поплакать без меня.

Жизнь ушла и воротилась
Вещим сном наедине…
Оказала ты мне милость
Тем, что помнишь обо мне.

Значит, все-таки любила,
Потому что в те года
Все у нас впервые было.
Только жаль – не навсегда.

Как тебе теперь живется?
Предсказал ли встречу Грин?
Повторяются ли весны,
Те, что мы не повторим?

Я теперь озвучиваю «Вести»
И для текстов приобрел тетрадь.
Но мое лицо и голос
Вместе
«Вести» не желают совмещать.

Стал и я поденщиком безликим,
Уступив свой авторский экран
Всяким шоу да убогим клипам
Вперемешку с пошлостью реклам.

Как сказал один чиновник важный —
Ни заслуги, ни авторитет
Не помогут, ежели однажды
Лихачи столкнут тебя в кювет…

И страна, любившая поэтов,
Правду говоривших ей в глаза,
Немоты пророческой отведав,
Позабудет наши голоса.

За вами должность, а за мною имя.
Сослав меня в почетную безвестность,
Не справитесь вы с книгами моими, —
Я всё равно в читателях воскресну.

Но вам такая доля не досталась.
И как сказал про вас великий критик, —
Посредственность опасней, чем бездарность.
А почему – у классика прочтите.

Кайфуйте дальше – благо, кайф оплачен.
Он вам теперь по должности положен.
Но только не пытайтесь что-то значить —
Чем в лужу сесть, сидите тихо в ложе.

Я на выборах проиграл.
Я посредственность не осилил.
Но она-то и правит бал,
Прибирает к рукам Россию.

Мне казалось – в родном краю
Непременно я должен выиграть.
Ведь любую строку мою
Земляки могут брать в эпиграф.

Убеждали меня друзья —
Что политика выйдет боком,
Что себе изменять нельзя.
Ты – поэт. Значит, избран Богом.

В эти серые времена,
Может быть, для кого-то радость,
Что в почете не имена,
А безликая заурядность.

В Мозамбике в просторном посольском саду
Посадили росток от березовой грусти.
И под солнцем чужим набирал высоту,
Словно к дому тянулся,
Тот маленький прутик.

Поливали его, от жары берегли.
И однажды под осень,
В средине апреля,
В память русской весны,
В честь родимой земли
Появилась на прутике первая зелень.

И теперь, когда осень спешит в Мозамбик,
Через желтые листья березы российской
Пробивается зелени тихий родник,
И далекое снова становится близко…

Это память России в березе живет.
И, быть может, ей слышатся майские грозы.
Потому она осенью грустно цветет,
И текут по стволу запоздалые слезы.

Матери солдат, воюющих в Чечне,
Всё еще надеются на чудо.
И в тревоге ждут вестей оттуда.
И свои проклятья шлют войне.

Те, кто могут, едут на войну,
Чтобы вырвать сыновей из ада.
Власть считает – все идет как надо,
Лишь бы на себя не брать вину.

Но позора этого не смыть,
Не сокрыть его верховной ложью.
Материнский суд, что кара Божья,
Не позволит ничего забыть.

Я хочу пойти во власть, —
Чем я хуже Хакамады.
Точно, я пойду во власть,
Чтобы ниже ей не пасть.

Я хочу пойти во власть, —
Что-то есть в ней от эстрады.
Посмеемся в Думе всласть,
Чтоб от горя не пропасть.

Я хочу пойти во власть, —
Мужики там осрамились.
Им бы драться лишь да спать,
Вот и вся их ипостась.

Точно, я пойду во власть.
Окажу такую милость.
Эй, вы, нынешние, слазь!
Сколько можно время красть?!

Прощаясь с прошлым,
Я прощусь с тобой.
Не сожалей, что все уже в минувшем.
Из всех друзей твоих
Я не был лучшим.
И наш разрыв ты не считай бедой.

Уже давно вступили мы в разлад.
Моя душа – как море в час отлива.
И прошлых лет – достойных и счастливых —
Никто не может нам вернуть назад.

Но я судьбе признателен навек
За все, что было в этой жизни с нами.
И время снимет с душ тяжелый камень.
И боль уйдет – как сходит в марте снег.

Бессонницей измотаны,
Мы ехали в Нью-Йорк.
Зеленый мир за окнами
Был молчалив и строг.

Лишь надписи нерусские
На стрелках и мостах
Разрушили иллюзию,
Что мы в родных местах.

И, вставленные в рамку
Автобусных окон,
Пейзажи спозаранку
Мелькали с двух сторон.

К полудню небо бледное
Нахмурило чело.
Воображенье бедное
Метафору нашло,

Что домиков отпадных
Так непривычен стиль,
Как будто бы нежданно
Мы въехали в мультфильм.

Она призналась: «Я тебя люблю…»
Но он не верил, что она отважится
Свой Май отдать седому Декабрю.
И он сказал: «Тебе все это кажется…»

Их разделяла жизнь, а не года.
Он прошлым жил. Она была там саженцем.
Он говорил ей: «Как ты молода…»
Она смеялась: «Это просто кажется…»

И лишь в разлуке осенило их,
Какой любовью одарил Господь их.
Исчезло все – остался только миг,
Когда он мог, волнуясь, сесть напротив.

Когда слова, которым равных нет,
Обозначали радость, страсть и муку.
Когда в запасе было столько лет,
Что их с лихвой хватило на разлуку.

Зураб сказал:
Металл проснуться должен,
Чтоб музыку отдать колоколам.
А до того он, словно царь, низложен,
И ждет мелодий молчаливый Храм.
Зураб сказал:

Нет ничего прекрасней,
Чем сумеречный звон колоколов,
Когда закат под эти ноты гаснет,
И всё понятно, и не надо слов.

И вот над возродившимся собором
Поплыл впервые колокольный звон.
И тихо замер потрясенный город,
Как будто исповедовался он.

Минует всё. Останется искусство
И к Богу устремленные глаза.
Металл проснулся от чужого чувства,
Как в небе просыпается гроза.

И я стою, как пушкинский Евгений,
Пред новою загадкою Петра,
Вновь убеждаясь – всё, что может гений,
Понятно только гениям добра.