Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
- Название:Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Berkeley Slavic Specialties
- Год:1995
- Город:Oakland
- ISBN:1-57201-015-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I краткое содержание
В первый том вошли четыре книги стихов Вадима Андреева, вышедших при его жизни, а также поэтические произведения автора, опубликованные при его жизни в периодических и непериодических изданиях, но не включавшиеся им в вышедшие сборники.
Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Крутые перемены в советском обществе после смерти Сталина повлекли за собой и перемены в литературной судьбе Андреева. В 1957 году ему удалось осуществить заветную мечту — посетить родину и увидеть старые, дорогие с детства места [13]. Вслед за этим он совершил несколько поездок в Советский Союз. Ему выпала привилегия, которой не имели тогда другие писатели русской эмиграции: прозаические его произведения — мемуарно-автобиографические вещи, начиная с «Детства», появились в советских журналах и выходили отдельными книгами в советских издательствах. Возникала своеобразная ситуация «экстерриториальности», когда, не становясь советским писателем, продолжая жить на Западе и воздерживаясь от слияния с эмигрантской литературно-политической средой, Андреев получал доступ к широкой советской аудитории. Замечательно, что это привилегированное положение не связано было для писателя со сколь-либо существенными компромиссами с совестью. Процессы, происходившие в советской действительности в годы правления Хрущева («оттепель»), внушали ему оптимизм и веру в необратимость либерализации.
Исключительно сильное впечатление произвел на него прочитанный еще в рукописи рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Публикация его в конце 1962 года казалась чудом, неопровержимым свидетельством кардинальных перемен в советской стране. После того как в Москве в 1963 году вышло первое издание андреевского «Детства» и автор узнал об одобрительном отзыве Солженицына об этой книге, между ними состоялась встреча, организованная по инициативе Натальи Столяровой, старого друга Андреевых по Парижу, вернувшейся в тридцатые годы в Россию и проведшей много лет в заключении. В ходе этой беседы в конце ноября 1964 года Солженицын обратился к Вадиму Леонидовичу с просьбой вывезти за границу фотопленки с рукописей его не опубликованных в СССР произведений. Позднее, когда стало окончательно ясно, что процесс десталинизации был заторможен, материалы по просьбе автора были переданы в западные издательства. В.Л. Андреев и его семья стали посредниками в деле издания «В круге первом» и «Архипелага ГУЛаг», и действия их являются существенным звеном в развернувшейся в СССР борьбе за свободу слова [14].
Предлагаемая книга впервые в относительно полном виде представляет поэтическое наследие Вадима Андреева суду читателя. Ныне, когда вклад эмигрантской и метропольной частей русской культуры и роль авангардистского и традиционалистского ее этапов подвергаются радикальной исторической переоценке, сборник дает возможность в новом свете увидеть литературные отношения уходящего века.
Лазарь Флейшман
СВИНЦОВЫЙ ЧАС (Берлин, 1924)
БИКФОРДОВ ШНУР
«Присела ночь у опушки косматой…»
Присела ночь у опушки косматой.
Чернее ночи острозубый тын.
Это ветер за горбатою хатой
Согнул приземистые кусты.
Это рваный бруствер взрезал
Землю осколком доски.
Это смотрит бойничным прорезом
Полусожженный скит.
Это я и не я, это кто-то,
Это слепой двойник —
Взводный мертвого взвода
Считает мертвые дни.
А вверху только темный и тусклый
Выжженный ночью пустырь.
Лицевой перекошенный мускул
И сухие, тугие кусты.
«Слова пушистые и легкие, как пряжа…»
Слова пушистые и легкие, как пряжа,
Как протаявший снег на моей земле
Разве выскажешь ими соленую тяжесть
Нагих и голодных лет?
Разве мои жестяные строки
Лягут легким запястьем вкруг руки?
Я помню только потолок высокий
И злые утренние гудки.
Я знаю только казарменные песни
И махорочный дым голубой.
Я помню, помню тугой и тесный
По линейке вытянутый строй.
Я умру в прогнившем окопе,
Целуя трехгранный штык.
Надо мною топи затопят
Звездные, злые цветы.
«Тянет, как тянет ко дну…» [15]
Тянет, как тянет ко дну,
К перерытой земле.
Ущербный день прилег и пригнул
Зацветающий хлеб.
Точно высокая ступень,
Насупившийся лес вдалеке.
Согнувшаяся тень
На дорожном песке.
Не думать, что обойма остра,
Забыть прошуршавший приказ.
Переплетающиеся ветра
За краем прищуренных глаз.
А когда скажут: «в ружье»
И щелкнет знакомый затвор —
Не помнить, что вражеский бьет
Пулемет в упор.
«Я отступил под рваным натиском атак…»
Я отступил под рваным натиском атак
Гуди и плачь, разорванный провод.
Улиц надвигающаяся пустота,
Полночь — голодное слово.
Бетонный город на кресте рук —
Разве выдержит грудь эту тяжесть.
И стоит на голом ветру
Как у гроба Господнего — стража.
Но скоро фонарь-часовой
Задохнется от дыма и гари.
О боль разлившихся надо мной
Нерукотворных пожарищ!
Бейся, рук раздавленный крест,
Как под асфальтом поле ржаное.
Я полюбил в этой грузной игре
Невероятные перебои.
«Сегодня ветром лес не чесан…» [16]
Сегодня ветром лес не чесан,
Сегодня трава на суглинках желта.
Под разбежавшимся откосом
Гниет перевернутый танк.
Взойду по ступеням остывшим
Желтых дней в острог войны.
Только ночь и тучи крышей,
И чугунные сны.
Ржавый визг — это ветер в решетке
Запутался лохматой бородой.
И прошелся веселой чечеткой
Пулемет по стене жестяной.
Бей же, бей — эти дни — недели,
Эти ночи — пустые года. —
Снег пулеметной метели,
Скашивающий врага!
«Пусть век, изживаемый людьми…»
Георгию Венус
Пусть век, изживаемый людьми
На дне высыхающей лужи,
Пусть в новой малярии мир
И каждый год по-новому простужен,
Пусть трескаются мускулы болот
От надвигающейся суши.
Я полюблю гниющее тепло,
Ржаные и булыжные души.
И приемля грузный дар
Всем развороченным телом,
Пойму, что камень и слюда
Есть мир от мира онемелый.
«Сплетенные фабричные трубы…» [17]
Сплетенные фабричные трубы —
Перевитая огнем коса.
Припаялись асфальтовые губы
К дымным и рыжим волосам.
Улицы — промороженные щели.
Площадь — застиранный лоскут.
Мне кажется, что снег метели
Прикоснулся к моему виску.
Я заблудился в огненных афишах,
Точно в косматом лесу.
И все островерхие крыши
Качаются на весу.
Интервал:
Закладка:
