Борис Евсеев - Ночи безумные. Русская любовная лирика XIX века

Как богат я в безумных стихах!

Этот блеск мне отраден и нужен:

Все алмазы мои в небесах,

Все росинки под ними жемчужин.

Выходи, красота, не робей!

Звуки есть, дорогие есть краски:

Это все я, поэт-чародей,

Расточу за мгновение ласки.

Но когда ты приколешь цветок,

Шаловливо иль с думой лукавой,

И, как в дымке, твой кроткий зрачок

Загорится сердечной отравой,

И налет молодого стыда

Чуть ланиты овеет зарею, —

О, как беден, как жалок тогда,

Как беспомощен я пред тобою!

1 февраля 1887

Нет, я не изменил. До старости глубокой

Я тот же преданный, я раб твоей любви,

И старый яд цепей, отрадный и жестокий,

Еще горит в моей крови.

Хоть память и твердит, что между нас могила,

Хоть каждый день бреду томительно к другой, —

Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,

Когда ты здесь, передо мной.

Мелькнет ли красота иная на мгновенье,

Мне чудится, вот-вот тебя я узнаю;

И нежности былой я слышу дуновенье,

И, содрогаясь, я пою.

2 февраля 1887

Когда читала ты мучительные строки,

Где сердца звучный пыл сиянье льет кругом

И страсти роковой вздымаются потоки, —

Не вспомнила ль о чем?

Я верить не хочу! Когда в степи, как диво,

В полночной темноте безвременно горя,

Вдали перед тобой прозрачно и красиво

Вставала вдруг заря,

И в эту красоту невольно взор тянуло,

В тот величавый блеск за темный весь предел, —

Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:

Там человек сгорел!

15 февраля 1887

Гаснет заря, – в забытьи, в полусне,

Что-то неясное шепчешь ты мне;

Ласки твои я расслушать хочу, —

«Знаю, ах, знаю», – тебе я шепчу.

В блеске, в румяном разливе огня

Ты потонула, ушла от меня;

Я же, напрасной истомой горя, —

Летняя вслед за тобою заря.

Сладко сегодня тобой мне сгорать,

Сладко, летя за тобой, замирать…

Завтра, когда ты очнешься иной,

Свет не допустит меня за тобой.

29 декабря 1888 Москва

И опять в полусвете ночном

Средь веревок, натянутых туго,

На доске этой шаткой вдвоем

Мы стоим и бросаем друг друга.

И, чем ближе к вершине лесной,

Чем страшнее стоять и держаться,

Тем отрадней взлетать над землей

И одним к небесам приближаться.

Правда, это игра, и притом

Может выйти игра роковая,

Но и жизнью играть нам вдвоем —

Это счастье, моя дорогая!

26 марта 1890 Москва

Запретили тебе выходить,

Запретили и мне приближаться,

Запретили, должны мы признаться,

Нам с тобою друг друга любить.

Но чего нам нельзя запретить,

Что́ с запретом всего несовместней —

Это песня: с крылатою песней

Будем вечно и явно любить.

7 июля 1890 Воробьевка

Еще люблю, еще томлюсь

Перед всемирной красотою

И ни за что не отрекусь

От ласк, ниспосланных тобою.

Покуда на груди земной

Хотя с трудом дышать я буду,

Весь трепет жизни молодой

Мне будет внятен отовсюду.

Покорны солнечным лучам,

Так сходят корни в глубь могилы

И там у смерти ищут силы

Бежать навстречу вешним дням.

10 декабря 1890

Завтра – я не различаю;

Жизнь – запутанность и сложность!

Но сегодня, умоляю,

Не шепчи про осторожность!

Где владеть собой, коль глазки

Влагой светятся туманной,

В час, когда уводят ласки

В этот круг благоуханный?

Размышлять не время, видно,

Как в ушах и в сердце шумно;

Рассуждать сегодня – стыдно,

А безумствовать – разумно.

25 января 1891

Мы встретились вновь после долгой разлуки,

Очнувшись от тяжкой зимы;

Мы жали друг другу холодные руки,

И плакали, плакали мы.

Но в крепких незримых оковах сумели

Держать нас людские умы;

Как часто в глаза мы друг другу глядели,

И плакали, плакали мы!

Но вот засветилось над черною тучей

И глянуло солнце из тьмы;

Весна, – мы сидели под ивой плакучей,

И плакали, плакали мы.

30 марта 1891

Люби меня! Как только твой покорный

Я встречу взор,

У ног твоих раскину я узорный

Живой ковер.

Окрылены неведомым стремленьем,

Над всем земным

В каком огне, с каким самозабвеньем

Мы полетим!

И, просияв в лазури сновиденья,

Предстанешь ты

Царить навек в дыханьи песнопенья

И красоты.

13 апреля 1891

(Из Андрея Шенье)

Я был еще дитя – она уже прекрасна…

Как часто, помню я, с своей улыбкой ясной,

Она меня звала! Играя с ней, резвясь,

Младенческой рукой запутывал не раз

Я локоны ее. Персты мои скользили

По груди, по челу, меж пышных роз и лилий…

Но чаще посреди поклонников своих

Надменная меня ласкала, а на них

Лукаво-нежный взор подняв как бы случайно,

Дарила поцелуй, с насмешливостью тайной,

Устами алыми младенческим устам.

Завидуя в тиши божественным дарам,

Шептали юноши, сгорая в неге страстной:

«О, сколько милых ласк потеряно напрасно!»

1840 Каболовка

Тимпан и звуки флейт и плески вакханалий

Молчанье дальних гор и рощей потрясали.

Движеньем утомлен, я скрылся в мрак дерёв;

А там, раскинувшись на мягкий бархат мхов,

У грота темного, вакханка молодая

Покоилась, к руке склонясь, полунагая.

По жаркому лицу, по мраморной груди

Луч солнца, тень листов скользили, трепетали;

С аканфом и плющом власы ее спадали

На кожу тигрову, как резвые струи;

Там тирс изломанный, там чаша золотая…

Как дышит виноград на персях у нея,

Как алые уста, улыбкою играя,

Лепечут, полные томленья и огня!

Как тихо все вокруг! лишь слышны из-за дали

Тимпан и звуки флейт и плески вакханалий…

Март 1841

Дитя мое, уж нет благословенных дней,

Поры душистых лип, сирени и лилей;

Не свищут соловьи, и иволги не слышно…

Уж полно! не плести тебе гирлянды пышной

И незабудками головки не венчать;

По утренней росе уж зорек не встречать,

И поздно вечером уже не любоваться,

Как легкие пары над озером клубятся

И звезды смотрятся сквозь них в его стекле.

Не вереск, не цветы пестреют по скале,

А мох в расселинах пушится ранним снегом.

А ты, мой друг, все та ж: резва, мила… Люблю,

Как, разогревшися и утомившись бегом,