Иван Барков - Заветные сочинения Ивана Баркова

По щастью их, которым им иттить
И бедные муде с собой в поход тащить,
Лежал мимо одной известной всем больницы,
Где лечатся хуи и где стоят гробницы
Преславных тех хуев, что заслужили честь
И память вечную умели приобресть.
За долг они почли с болящими проститься,
Умершим, напротив, героям поклониться.

Пришед они туды всех стали лобызать
И странствия свого причину объявлять,
Как вдруг увидели старинного знакомца
И всем большим хуям прехрабра коноводца,
Который с года два тут в шанкоре лежит,
От хуерыка он едва только дышит.
Хотя болезнь его пресильно изнуряла,
Но бодрость с тем совсем на всей плеши сияла.
Племянником родным тому он хую был,
Который самого Приапа устрашил.
Поверглись перед ним хуи все со слезами
И стали обнимать предлинными мудами.
— Родитель будь ты нам, — к нему все вопиют,—
Пизды нам нынече проходу не дают,
Ругаются всё нам и ни во что не ставят,
А наконец они и всех нас передавят.
Тронися жалостью, возвысь наш род опять
И что есть прямо хуй, ты дай им то узнать.

Ответ был на сие болящего героя:
— Я для ради бы вас не пожалел покоя,
Но видите меня: я в ранах весь лежу,
Другой уже я год и с места не схожу,
От шанкора теперь в мученье превеликом
И стражду сверх того пресильным хуерыком,
Который у меня мои все жилы свел.
Такой болезни я в весь век свой не имел;
Стерпел ли бы от пизд такое оскорбленье —
Я б скоро сделал им достойно награжденье.

Такой ответ хуев хоть сильно поразил,
Однако не совсем надежды их лишил.
Вторично под муде все плеши уклоняют,
К войне его склонить все силы прилагают:
— Одно из двух, — кричат, — теперь ты избери:
Иль выдь на бой с пиздой, иль всех нас порази.

Тронулся наш герой так жалкою мольбою.
Ну, знать, что, говорит, дошло теперь до бою,
Вить разве мне себя чрез силу разогнуть
И для ради уж вас хоть стариной тряхнуть.
Проговоря сие, тотчас он встрепенулся,
Во весь свой стройный рост проворно разогнулся,
В отрубе сделался c небольшим три вершка,
Муде казалися как будто два мешка,
Багряна плешь его от ярости сияла,
И красны от себя она лучи пускала.
Он ростом сделался почти в прямой аршин
И был над прочими как будто господин.

Хуи, узрев его в столь красной позитуре,
— Такого хуя нет, — кричат, — во всей натуре,
Ты стоишь назван быть начальником хуёв,
Когда ни вздумаешь, всегда ети готов.
Потом, в восторге взяв, на плеши подымают,
Отцом его своим родимым называют,
Всяк силится ему сколь можно услужить,
И хочет за него всю плоть свою пролить.

Несут его к пизде на славное сраженье.
— Будь наше ты, — кричат, — хуино воскресенье.
С такою славою к пизде его внесли,
Что связи все ее гузенны потрясли —
Она вскочила вдруг и стала в изумленьи,
Не знала, что сказать, вся будучи в смятеньи.
А хуй, увидевши пизду, вострепетал,
Напружил жилы все и сам весь задрожал,
Скочил тотчас с хуев и всюду осмотрелся,
Подшед он к зеркалу, немного погляделся,
Потом к ней с важностью, как архерей, идет
И прежде на пизду хуерыком блюет,
А как приближился, то дал тычка ей в губы.
— Мне нужды нет, — вскричал, — хоть были б в тебе зубы.
Не струшу я тебя, не страх твои толчки;
Размычу на себя тебя я всю в клочки
И научу тебя, как с нами обходиться,
Не станешь ты вперед во веки хоробриться.
По сих словах тотчас схватил пизду за край.
Теперя, говорит, снесу тебя я в рай.
И стал ее на плешь тащить сколь было силы.
Пизда кричит: — Теперь попалась я на вилы.
Потом, как начал он себя до муд вбивать,
По всей ее дыре, как жерновы, орать,
Пизда, почувствовав несносное мученье,
— Умилосердися и дай мне облегченье,
Клянусь тебе, — кричит, — поколь я стану жить,
Почтение к хуям всегда буду хранить.
Однако жалоб сих не внемля хуй нимало
До тех пор еб, пока движенья в ней не стало.
А как увидел он, что чувства в ней уж нет,
То, вышед из нее, сказал: — Прости, мой свет,
И ведай, что хуи пред вами верх имеют,
Пизды их никогда пренебрегать не смеют,
Но должны к ним всегда почтение иметь,
Безотговорочно всегда давать им еть.
С тех самых пор хуи совсем пизд не страшатся,
Которы начали пред ними возвышаться,
И в дружестве они теперича живут,
Хуи пизд завсегда как надобно ебут.

По окончании сего толь славна бою
Прибегли все хуи к прехраброму герою,
Припадши, начали от радости кричать:
— Нам чем великого толь мужа увенчать,
Который весь наш род по-прежнему прославил,
Геройство же свое до самых звезд поставил.
Мы вместо лавр тебя пиздами уберем
И даже до небес хвалой превознесем.
Красуйся, наш герой, и царствуй над пиздами,
Как ты начальствуешь над всеми здесь хуями.

С мудами у хуя великой был раздор,
О преимуществе у них случился спор.
— Почтенья стою я, то всем уже известно,
Равняться вам со мной, муде, совсем невместно.
Муде ответствуют: — Ты очень ложно мыслишь,
Когда не в равенстве с собою нас ты числишь.
Скажи, ебать тебе случалось ли хоть раз,
Где б не было притом с тобою вместе нас?

— В вас нужды нет совсем, — хуй дерзко отвечал,—
Помеха в ебле вы, — презрительно вскричал.
Муде ответствуют: — Хуй, знай, что то всё враки.
Шум, крик и брань пошла, и уж дошло до драки.
Соседка близь жила, что гузном называют.
Увидя, что они друг друга так ругают,
— Постой, постой, — ворчит, — послушайте хоть слово,
Иль средства нет у вас без драки никакого?
Чтоб ссору прекратить без крика и без бою,
Советую я вам судиться пред пиздою.

Почтенного судью они избрали сами,
Престарую пизду с предолгими усами,
Котора сорок лет как еться перестала
И к ебле склонность всю и вкус уж потеряла,
Покрыта вся лежит почтенной сединой.
Завящивый сей спор решит ли кто иной?
Поверить можно ей: она не секретарь
И взяток не возьмет, не подлая то тварь,
Пристрастья ни к чему она уж не имеет
И ссоры разбирать подобные умеет.

Предстали спорщики перед судью с почтеньем,
Хуй начал речь тогда с великим огорченьем:
— Внемли, в слезах стою теперь перед тобой,
Муде предерзкие равняются со мной,
Я в награждение то ль должен получить
За то, что не щадил я токи крови лить?
Яснее чтоб мои заслуги показать,
Я, форме следуя, хочу все описать:

В тринадцать лет ети я начал обучаться
И никогда не знал, чтоб мне пизды бояться;
Ёб прежде редко с год, потом изо всех сил
Чрез день, и всякой день, и как мне случай был;
Усталости не знал, готов был всякой час
И часто в одну ночь ебал по восемь раз.