Иван Барков - Заветные сочинения Ивана Баркова

Старик, к ногам Приапа пад,
Не слезы — кровь льет с хуерыком,
Столь щедрости его был рад,
Что стал в смущеньи превеликом;
Подняв плешь синю, говорит:
— Коль так ты правду наблюдаешь,
Что жизнь за службу обещаешь,
Твой правый суд мой век продлит.

Внимай, Приап, мои дела!
Я начал еть еще в младенстве,
Жизнь в юности моя цвела —
А еть уж знал я в совершенстве.
Я тьмы ебал пизд разных лиц,
Широких, узких и глубоких,
Курносых жоп и толстощеких,
Скотов ебал, зверей и птиц.

Но льзя ль довольну в свете быть
И не иметь желаньев вредных?
Я захотел и в ад сойтить,
Чтоб перееть там тени смертных.
Мне вход туда известен был,
Где Стикса дремлющие воды,
Откуда смертным нет свободы
И где Плутон с двором всем жил.

Промеж двух зыблющихся гор
Лежит предлинная лощина,
Кусты, болота в ней, и бор,
И преглубокая пучина,
Тут страшна пропасть возле ней
На свет дух смрадный изрыгает,
Дым с пылью, с треском извергает,
Тем мерзко есть коснуться ей.

Я смело в пропасть ту сошел,
Насколь тут дух был ни зловонен,
К брегам который Стикса вел,
И сколь Харон был своеволен,
Без платы в барку не впускал,
Со мною платы не бывало,
Уеть мне стара должно стало,
И тем я путь чрез Стикс сыскал.

Потом, лишь Цербер стал реветь,
Лишь стал в три зева страшно лаять,
Я, бросившись, его стал еть,
Он ярость должен был оставить
И мне к Плутону путь открыть.
Тут духов тьмы со мной встречались,
Но сами, зря меня, боялись:
Для ебли стану их ловить.

В пещере темной был Плутон,
Сидел на троне с Прозерпиной,
Вкруг их был слышен винных стон,
Которы строгою судьбиной
Низвержены навек страдать.
Тут в первый раз мне страх коснулся,
Я, зря Плутона, ужаснулся
И весь был должен задрожать.

Богиня, сидя близ его,
Всем бедным милости просила,
Но мало зрилось ей сего:
Взяв в руки, хуй его дрочила
И тем смягчала его гнев,
Тем ярость в милость претворяла,
Тем многих бедных избавляла
От фуриев, трех адских дев.

Но кто не будет верить в то,
Пусть сам во ад сойдет к Плутону,
Он видел сам и был при том,
Как еб я страшну Тизифону,
У коей вместо влас змеи,
Разбросясь, вкруг пизды лежали,
Вились, бросались и свистали,
Стреча иссохши лядвии.

Тем страждет плешь моя от ран,
С тех пор блюю я хуерыком,
Се ясен правды знак мне дан,
Что я в труде был превеликом.
Хоть больше всех был сей мой труд,
Но адска фурия призналась,
Что ввек так сладко не ебалась,
И слезть уж не хотела с муд.

Потом, как я с нее сошел,
Изгрызен весь пизды змеями,
Еще ее сестер нашел,
Они пред мной поверглись сами,
Я их был должен перееть,
Раз еб Алекту, раз Мегеру,
Потом уеб я и Химеру,
Но тем не мог ни раз вспотеть.

Я муки в аде все пресек
И тем всем бедным дал отраду,
Ко мне весь ад поспешно тек,
Великому подобясь стаду.
Оставя в Тартаре свой труд,
И гарпии, и евмениды,
И демонов престрашны виды —
Все взапуски ко мне бегут.

Я, их поставя вкруг себя,
Велел им в очередь ложиться,
Рвался, потел, их всех ебя,
И должен был себе дивиться,
Что перееть я мог весь ад,
Но вдруг Плутон во гневе яром
Прогнал их всех жезла ударом,
Чему я был безмерно рад.

О, сила, храбрость, слава, труд,
Которы мне венец сплетали.
О, твердость, бодрость моих муд,
Со мной вы вместе работали!
К Приапу станьте днесь пред трон,
Свидетели моим трудам:
Плутон ебен был мною сам,
Вы зрели, что то был не сон.

Вы зрели, что Цереры дщерь,
Богиня ада Прозерпина,
Отверзла мне горящу дверь,
О, щастья полная судьбина.
Такой красы я не видал,
Какую видел в Прозерпине,
Какая узкость, жар в богине,
Такой пизды я не ебал!

Лице ея как угль горел,
Все члены с жару в ней дрожали,
Я, глядя на нее, сам тлел,
Во мне все жилы трепетали.
Белее мрамора меж ног
Вздымался вверх лобок прелесный,
Под ним был виден путь сей тесный,
Что столь меня пленил и жог.

О, путь, любезнейший всем нам,
Ты наша жизнь, утеха, радость,
Тебя блажит Юпитер сам,
Ты нам даешь прямую сладость,
Ты сладки чувства в сердце льешь,
К тебе мысль всех живых стремится,
Тобой вся в свете тварь пленится,
Ты жизнь отьемлешь и даешь.

Разнявши губы, промеж ног
Богиня плешь мою вложила,
Тогда хуй крепок стал, как рог,
Как лук, напряглась моя жила.
Я, двигнувшись, вошел внутрь сам,
Меня она поприжимала,
Мне столь проворно подъебала,
Что я везде совался там.

Во всякой раз, как вверх всходил,
Как вниз оттоле испускался,
Я сладость нову находил,
Во мне дух тлел и задыхался,
Но как в жару я самом был,
Столь многу вдруг вкусил я сладость,
Что я, сдержать не могши радость,
Ручьи внутрь млечные пролил.

Плутон, завиствуя мне в том,
Велел мне вытти вон из ада,
Я вдруг оставил его дом,
Не зря уже чудовищ стада.
Лишь мной опять ебен Харон
И пес треглавый, Страж Плутона,
Не чувствовав мук бедных стона,
Я шел к тебе предстать пред трон.

С тех самых пор согнясь хожу,
С тех пор я чахну и слабею,
Трясется плешь и сам дрожу,
Не смею еть, боюсь, робею.
Пришел к тебе, Приап, просить,
Чтоб ты, воззря на скорбь и раны,
Мне в аде фуриями даны,
Потщился щедро излечить.

Приап, услыша столько дел,
Плескал мудами с удивленья,
В восторге слыша речь, сидел,
Но вышед вдруг из изумленья,
— Поди ко мне, друг мой, — вещал,—
Прими, что заслужил трудами.—
Призвав его, накрыл мудами
И с плеши раны все сынал.

Пришел тем в юность вдруг старик,
Мудами бодро встрепенулся,
Вдруг прям стал, толст он и велик,
Приап сам, видя, ужаснулся.
Чтоб с ним Плутона не был рок,
Его в путь с честью отпускает.
Идет, всем встречным не спускает
И млека чистого льет ток.

Одна пизда, жив со сто лет,
Пленясь Приапа чудесами,
Трясется, с костылем бредет,
Приапа видит чуть очами,
Насилу может шамкать речь:
— Услышь, Приап, мои все службы,
Просить не смею твоей дружбы,
Хочу на милость лишь привлечь.

Как юны дни мои цвели,
Во мне красы были столь многи,
Что смертны все меня ебли,
Ебли меня и сами боги.
Лет пять уж етца не могу,
А проеблась я в десять лет,
Теперь уж мне не мил стал свет,
То правда, я тебе не лгу.—