Александр Ермаков Зильдукпых - Костер надежды

Приснился сон: я, голый и липучий,
Врываюсь в банк, в хранилище с деньгами.
Гора банкнот. Какой же я везучий!
Ныряю в них и развожу руками.
Как жук в песке, я в денежках теряюсь,
Веду себя неистово, фривольно,
И, как червяк, валяюсь, извиваюсь,
Смотрю в упор на Гранта, на Линкольна.
Прилипли к телу новенькие сотки —
С квартирным я разделаюсь вопросом,
Куплю жене дубленку и колготки,
И капитаном стану, и матросом
На яхте на своей с высокой мачтой,
Крутну штурвал и море подадимся,
И будем всей семьёй бороться с качкой,
С проблемной сушей с легкостью простимся.
Порой мне очень жаль, что я не липкий.
Болючие танталовые муки
Рождает ежедневно мозг мой жидкий.
Безденежье свои костяшки-руки
На горле моем держит и смеётся.
А я хриплю, а я белее мела.
Эй, россиянин, как тебе живётся
В эпоху перемен и беспредела?

Почему всех нас тянет на море
Каждый час, каждый день, круглый год?
Здесь покой обрести на просторе
Помогают закат и восход.
Почему у людей тяга к морю,
Словно в море огромный магнит?
И на фоне заката, порою,
Сердце вдруг замирает, молчит.
Что за чудо скрывается в море?
Это чудо – природы душа!
То поёт с лёгким бризом в мажоре,
То буянит, всем телом дрожа…
Слышу чаек надрывные крики,
Наливая сухое в стакан.
Дальше моря есть только великий
Безразмерный седой океан.
Здесь кончаются наши дороги.
Море лижет песочных людей.
В синем море когда-то и Боги
Умывали своих малышей…
Вот и вечер. Всё небо в алмазах!
Как сверкают они с высоты?!
И ответ на вопрос пришёл сразу.
Здесь рождаются наши мечты…

Из театра ушел трепет.
Что вернётся – детский лепет.
В ночь ушёл и не простился,
Лишь техничке поклонился.
Пыль старушка вытирала,
Лилипута увидала
С седой и длинной бородой,
Перекрестилась: «Домовой».
«О, да, – ответил лилипут, —
Но меня Трепетом зовут.
Ухожу я, тетя Настя.
Надоели эти страсти:
Закулисные попойки,
Зависть, ненависть, разборки.
Надоели лицедейство
Театрального семейства,
В зале зрительном погода,
Уголовников зевота.
Надоели хруст попкорна
И сигналы телефона.
Храм искусства покидаю,
А куда пойду, не знаю.
Я подамся в храм церковный,
Там найду приют укромный.
Отдохну от унижений
И от нравственных крушений,
От двуличия, сарказма,
От цинизма и маразма».
Был он жалок. И старушка
Протянула с водой кружку:
«Успокойся, домовёнок.
Разревелся как телёнок.
Времена сейчас такие —
Чумовые, непростые.
Ты, милок, не обижайся,
Через годы возвращайся.
Все наладится, срастётся,
И тебе приют найдётся».

О, Россия – дойная корова!
Кто тебя, мать, только не доил?!
Ты горячим слепней кормишь снова,
Чтоб тебя кусать хватало сил.
По твоей спине болючей плетью
Бестия коварная прошлась —
Злобное чумное лихолетье!
Кровь на ранах густо запеклась.
В свежей твердой памяти погосты,
И веночки у могил горой.
Спят в земле «герои» девяностых,
Долгожданный обрели покой.
Эти жертвы дьявольских понятий
Многое хотели получить,
И теперь гробы вместо кроватей,
И не выпить, и не закусить.
Может быть так чистится природа?
(Вор в законе далеко не Брамс).
И на пользу лихолетья годы?
А потом наступит ренессанс?
Из подполья вышла нетерпимость,
И порок стал кормчим, рулевым.
Этакой проверочкой на вшивость
Время с лиц стирает масок грим.
О, Россия – святости источник!
Твоей чистой и живой водой
Утоляют жажду вор и плотник,
И лукавый фельдшер Грабовой.
От душевной засухи спасаешь,
Помогаешь добрым ты и злым,
Работяг, лентяев согреваешь
В холода, как мать, теплом своим.
Скоро заживут твои лопатки,
Скоро легкий обморок пройдёт.
Время обмакнет кусочек ватки
В нашатырь и к носу поднесёт.
О, Россия – полигон бескрайний
Для экспериментов и афёр!
Цех широкий, экспериментальный,
Аферистов постоялый двор.
Мяли трон жестокие ребята.
В памяти ГУЛАГ большевиков.
И губили филиалы ада
Трудотерапией мужиков.
О, Россия – загнанная лошадь
На ретивых скачках мировых!
Ты упала – освистала площадь.
Только пена на губах твоих.
О, Россия – гончая собака!
Твой хозяин «фас»! кричал не раз.
Ты послушно ввязывалась в драку,
Рвал тебя, как грелку, снежный барс.
В памяти Чечня и финский холод,
И Афган с ландшафтами луны.
Погибал солдатик, был он молод,
Вспоминая мамины блины.
Недоступных ланей быстроногих
Ты пыталась в три прыжка догнать,
Африканских грызунов убогих
Лишь смогла в саванне отыскать.
Помним кукурузные долины
И застой с дешевеньким вином,
И машин горбатые кабины,
Очередь за импортным бельём,
Шум атеистических парадов,
Первомайский вальпургиев гвалт,
Море водки, тазики салатов,
Телик, полный пафосных тирад…
В памяти застойное болото:
Кризис власти, дефицита пир,
Кухонные бдения народа,
И запретный радио эфир.
Ровно в полночь Новгородцев Сева
Нам включал из Лондона хард-рок.
Забывал, где право, а где лево
Молодой советский паренёк.
Слушали запретные аккорды
От Ростова и до Воркуты.
И эфир глушили идиоты,
И Битлов нам портили скоты.
«Can’t buy me love!» – пел квартет буржуйский,
Затихал, в помехах утопал.
Слушал и балдел мальчишка русский,
Хоть слова совсем не понимал.
О, Россия – добрая слониха!
Где ты там, японский каракурт?
Под стопой слонихи вся Борвиха.
Хочется. Да пусть себе живут.
Лишь бы не мешали ей кормится,
Грязевые ванны принимать,
Лишь бы было, где от вьюг укрыться,
Лишь бы было, где детей рожать.

На дворе декабрь сыплет свой снежок.
Тёплые одежды, ледяной каток.
Дед Мороз – бродяга дышит на стекло,
А под крышей дома сухо и тепло.
На дворе декабрь – цепь коротких дней
И, конечно, длинных в звёздочках ночей.
Тесно в магазинах – радостный народ!
Скоро праздник детства, скоро Новый год!
На дворе декабрь время мчит вперёд,
Новую страницу он перевернёт.
Что нас ждёт с тобою, знает только он,
Времени хозяин – звёздный небосклон…

Что за дикий и холодный век?!
В переходах жалобы калек.
Но всё реже подаёт народ.
У самих забот – невпроворот.
Что за дикий и холодный век?!
Сумасшедший техногенный бег
К пропасти ведёт, грозит бедой,
Запылённой ядерной зимой.
Что за дикий и холодный век?!
Дёргаются в ритмах дискотек
С «экстази» в крови снеговики
От безделья или от тоски.
Что за дикий и холодный век?!
На твоих щеках не тает снег.
Потолок сосульками оброс.
И снежинки выдувает нос.
Жмусь к тебе, ищу твоё тепло,
Понимаю – мне не повезло.
Ухожу тогда я в гастроном,
Угощаюсь крепеньким вином.
Что за дикий и холодный век?!
Вновь вином согрелся человек.
Нет большого смысла, мелкий есть —
День прожить и на кровать залезть.