Алла Головина - «На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

В этом городе ночи пустуют,
Звезды в млечных очередях.
Четверть века тебя четвертуют
В старой части на площадях.
В час тумана ступеньки крепчают,
В полночь стройно растянут помост.
И во сне тебя люди встречают
Ворохами проклятий и звезд…
В час тумана в серой повозке,
Так привычно прищурясь в упор,
Ты качаешься бледный и плоский
И свой голос кладешь под топор.
После пытки нет плоти на плахе —
Ощущаемо плещет душа,
И восходит в огромном размахе,
Каждый купол крылом вороша.
Мертвый прах отряхая с надкрылий
И нетленно тела затеплив,
Ты кидаешь в оковы Бастилий
Перелетного гостя призыв:
Будь казнима со мною за ересь —
В горле олово, как облака,
Проходя через коврик и через
Подоконник, дрожащий слегка,
Сквозь ворота чугунные дома,
Через чащу, что леса густей, —
В голубую расщелину трюма
Стольких песен и стольких вещей.
…И уходит, и снова снотворно,
По кругам пробираясь впотьмах,
Только стрелки отметят повторный
На секунды отмеренный страх.

От сердца в кровь вошел огонь,
И он идет, живой и жесткий,
По жилам в бледную ладонь,
На голубые перекрестки.

И вот до кончиков ногтей,
Под кольцами и у запястья
Я чую звонче и густей
Струю пылающего счастья.

И как мгновенья хороши
Последние перед началом,
Когда блестят карандаши
Отточенным веселым жалом.

Поют беззвучно провода,
И я пою — глухонемая,
И лишь бумага, как слюда,
Трепещет, звуки принимая.

Крепчайшие, тончайшие силки
Из завитых и золотых волос.
Ты знаешь: на открытках голубки
Томятся чаще акварельных роз.
И вот они блуждают, осмелев,
У плеч твоих на маленьком столе.
Клюют с бумаги ангельский посев
Поэмы о приснившемся крыле.
Воркуют и целуются опять
С раскрашенной открытки голубки.
Не плачь: опустошенная тетрадь
Их завела в крепчайшие силки…
Пронзенных душ немало на земле,
Но вот любовь воркует со стола —
Забудь о человеческом крыле,
Любовь людей не ведает крыла…

Сквозь влажную тугую прель,
Таких беспомощных вначале,
Из трубок, свернутых в свирель,
Их все овраги выдували.

Весна к серебряной красе
Слетала первою осою,
И ландыши в густой росе
Бутоны путали с росою.

Но звездный незаметный клюв
Под крепнущими шалашами
Они поили, развернув
Попарно, белыми ковшами.

Дрожа в траве, как поплавки,
Сгибаясь маленькой лозою,
Они вставали на носки
И ночью бредили грозою…

Чтоб отцветать не на земле,
Чтоб задыхаться не в тумане…
Но умирали на столе
В высоком голубом стакане.

Единственных и нужных слов
Веселый град летел в ладони,
И я смеялась на балконе,
Неся домой такой улов…
Но за стеклом воловики
Дышали мертвой синевою,
Цвели лазоревой травою
Грозе и грому вопреки.
Цвели букеты на стене,
И слабо тлела позолота…
Сюда ли принести извне
Сквозняк свежей водоворота?
И ветер пел: любви не тронь,
Осколки небывалых градин
С балконных белых перекладин
Стряхни, горячая ладонь!
Они в запутанной траве,
Не тронув чуждого покоя,
Поломанным цветком левкоя
Споют о райской синеве…
Чтоб, отдышавшись, майский сад,
Смешавший вместе град и гравий,
Опять смолчал про этот град
Перед закрытыми дверями.

Это солнечное копье,
Ударяя огнем с высот,
Надломило сердце мое
Осторожно, как свежий сот.

Защищаться от счастья — лень.
Ты мои стихи перечел,
И они открывают день
Под окном суматохой пчел.

И в густую траву упав,
Я прищурясь гляжу и жду,
Что мой розовый рой в рукав
Возвратится, поняв беду.

Под прохладную кисею,
Где в руке запевает кровь,
Где я злые цветы таю
Для небесных моих роев…

Но противиться счастью — лень.
Счастье летнее без границ…
Вот стихи мои льются в тень,
Выбирают новых цариц.

И забывши в июльский зной
Разлинованный свой уют,
Темный улей любви земной
Населяют и узна ю т

Со всею нежностью припоминать тебя,
Опять вплотную подходя к апрелю,
Кудрявую влюбленность теребя
Ночною непокорною куделью.
И ближе к свету счастье подносить,
И ждать, когда последний в доме ляжет…
Она скользит, запутанная нить
Из песенной, из вылинявшей пряжи.
Поют в руках резные челноки,
Поют стихи над мертвыми листами, —
Им не белеть наутро у реки
Тяжелыми и влажными холстами.
В последний раз послушная строкам
Любовь журчит и бьется, как живая,
Чтоб умереть по темным сундукам,
Невиданным приданым истлевая.

Стелет хвоя повсюду жало,
Золотятся в лесу откосы,
Это солнце порастеряло
За июль и за август косы.
Кто-то маленький, быстроногий
Отпечатал смешные пятки,
Где сбежались на склоне дороги,
Словно розовые закладки.
Укрываясь порой за пнями,
Наступая на сыроежки,
Прибежали к пушистой яме
Веерами следы-мережки.
И сегодня почти что жарко,
И пальто волочится даром
Под сквозною сосновой аркой,
Тонко пахнущей скипидаром.
Только вечером белой тиной —
И как мертвые змеи долог —
Нерасчесанной паутиной
Разлетится туманный полог.
Одиноким прищурясь глазом,
И заброшенней, и короче,
Месяц будет тупым алмазом
Резать стекла холодной ночи.
И за душное злое лето
Станет сразу заменой дикой
Неживая березка эта
И колючая ежевика.

В будущее узкая прореха,
Счастье наклонилось у плеча…
В скорлупе сусального ореха
Оплывает красная свеча.
Елка на столе теряет хвою,
Иглы о клеенку шелестят.
Я сегодня сердце успокою
На старинный позабытый лад.
В тазике с прозрачною водою
По краям бумажный хоровод,
Имя нареченного судьбою
Маленькое пламя подожжет,
Беспощадны елочные ветки,
Что легли, как веер, у креста,
Но острее проволока клетки,
Где живет бескрылая мечта…
Я сегодня сердце успокою,
Дам ему обещанный смычок,
Только бы дыханьем и рукою
Подтолкнуть задуманный клочок.
И когда, таинственно сгорая,
Станут буквы остро золотеть,
На дорогу ласкового рая
Распахнется сломанная клеть…