Алла Головина - «На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

Ничего не слышно о сиренах
(О русалках я не говорю),
А они лежали на моренах,
Глядя на вечернюю зарю.
Зимний дивный город Копенгаген.
(Мне приснился снова Андерсен…).
Легкий ветер бродит по бумаге
И ласкает волосы сирен.
На Балтийском море ходят волны
Острые, как серые ножи.
Знаешь, Петербург, всегда безмолвный,
Где-то здесь, поблизости, лежит.
Рыбий хвост у девушки на камне.
Каменная девушка — проста.
И как в сказке Андерсена давней,
У нее безмолвные уста.

Никогда тебе не поверяю
Тайн своих, надежд тебе своих,
Никогда тебе не доверяю,
Даже если ты совсем затих.
Душенька моя, какая мука
За тобой крылатым уследить,
Что еще за страшная докука
По пушинкам крылья находить…
Вон куда забился — к потолочку,
И сидит на ламповом крюке.
Дай, как сына, дай тебя, как дочку,
Покачаю нежно на руке.
Локоны — под белую рубашку,
Перышки твои — на пуховик,
Спи, мой ангел, — крылья нараспашку,
Спи, прозрачный грустный озорник.

Душа, не гляди назад
И ни о чем не жалей…
На стенах часовни — ад
Закатного неба алей.
И грешница из котла
Глядит, заслоняясь рукой,
На то, как бледна смола
В лесу над земной рекой.
Смола — едва ли тепла,
Совсем прохладна — река,
Я — грешницею была,
За то — жаровня звонка.
Высокий горит огонь,
Смола горяча, черна,
Ты совести не затронь,
Не вымоли вечного сна.
Не то в прохладном песке,
Под легким своим крестом,
Забудешь о той тоске,
О счастье своем земном,
Которое жгло смолой,
Каленым железом жгло,
Входило в сердце иглой
И ножницами — в крыло…

В ноябре умирают поэты —
В ноябре далеко до весны.
Вот стоит запыленное лето,
Города погружаются в сны.
О, неправда, что — только под снегом
И — под пылью нам снится мечта.
Бережком, берегами и брегом
Очень просто, не строя моста,
Ни направо, ни вверх, ни налево
Открывался в апреле простор,
Где росло деревцо или древо
(Полудерево — полуузор).
Да и все: этот строй, эти краски,
Так знакомо, что память сама
Повернулась вперед, без опаски
Потеряться иль спятить с ума.
Там, под кроною, полной цветенья,
Было звонко от птиц и листвы,
И покойные души от рвенья
Говорили мне «ты», а не «вы».
О, друзья, что прошли тротуаром,
Задевая локтем иль полой,
Вы сейчас наполняетесь жаром,
Вы чужих…

Не скажешь о путях своих неровных,
Не выскажешь непоправимых бед,
Ни в женских письмах, ни в стихах любовных,
Ни взором, ни в лучшей из бесед.
Пускай совсем — не редкая, не тайна
Такая жизнь. (Ведь не поможет ложь.)
Но лишь однажды, и совсем случайно,
О ней чужому другу намекнешь.
И он поймет, легко припоминая
Твою судьбу, как лучшую из книг.
И в пыльный вечер городского мая,
В какой-то обрывающийся миг,
Все станет ясно и непоправимо
Уже навек, но ты поймешь сама,
Какая здесь — возможность быть любимой,
Какая там — сияющая тьма.
И почему, сиянье выбирая,
Ты в юности украдкой отошла
От смутных стен взывающего рая,
От розового ровного тепла.

Когда земное сердце не болит,
Одна душа стенает и томится.
Она взлетает из-под серых пней,
Она летит, как призрачная птица,
И вдвое ей, быть может, тяжелей,
Когда земное сердце на покое.
Она летит от каменных аллей,
Где каждый крест ее пугает вдвое.
Ей кажется, что без печальных глаз,
Без рук, без губ и без живого тела
Ее не узнают на этот раз,
Ей не дадут, чего она хотела.
И чудо смерти ей еще странней
В потоке душ, стремящихся направо.
К чему ей рай, на что бессмертье ей
И не земная, не живая слава?

Не зарекайся — это будет снова
Твоя тоска, бессонница и дрожь.
Мы доверяем счастью с полуслова,
Тысячелетья проверяем ложь,
Пока она, как солнце, засияет,
Как истина, желанная из всех,
Пока нас новый сон не осеняет —
Божественный неповторимый грех,
Где совесть, словно горлица, воркует
И бьется сердце в розовом огне,
Где верный друг томится и тоскует
От нетерпенья на пути ко мне.

Разлуки, расстоянья, разобщенья.
Друзей не видишь и по сорок лет.
Не пишешь. Не боясь забвения,
Не отмечаешь и — теряешь след.
Не торопясь и положась на память
В густой траве и в голубом снегу,
Ты знаешь, что сверкают между нами
Пунктиры звезд, уложенных в дугу.
Мы встретимся, пройдя по ним мгновенно,
Сотрется время, расстоянья нет.
Шумят леса, шумят леса нетленно,
В глазах, от озера, зеркальный свет.
Душа, не бойся, и не бойся, голос.
Мы опрокинуты, но узнаны тотчас.
Ты так терпела, знала и боролась:
Сиянье слез стоит в сияньи глаз.