Осип Мандельштам - Собрание стихотворений

Европа в рубище Священного Союза -

Пята Испании, Италии Медуза

И Польша нежная, где нету короля.

Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта

Гусиное перо направил Меттерних,-

Впервые за сто лет и на глазах моих

Меняется твоя таинственная карта!

Сентябрь 1914

Посох

Посох мой, моя свобода -

Сердцевина бытия,

Скоро ль истиной народа

Станет истина моя?

Я земле не поклонился

Прежде, чем себя нашел;

Посох взял, развеселился

И в далекий Рим пошел.

А снега на черных пашнях

Не растают никогда,

И печаль моих домашних

Мне по-прежнему чужда.

Снег растает на утесах,

Солнцем истины палим,

Прав народ, вручивший посох

Мне, увидевшему Рим!

1914, 1927

1914

Собирались Эллины войною

На прелестный Саламин,-

Он, отторгнут вражеской рукою,

Виден был из гавани Афин.

А теперь друзья-островитяне

Снаряжают наши корабли.

Не любили раньше англичане

Европейской сладостной земли.

О Европа, новая Эллада,

Охраняй Акрополь и Пирей!

Нам подарков с острова не надо -

Целый лес незваных кораблей.

1914

Encyclica

К энциклике1 папы Бенедикта XV

Есть обитаемая духом

Свобода -- избранных удел.

Орлиным зреньем, дивным слухом

Священник римский уцелел.

И голубь не боится грома,

Которым церковь говорит;

В апостольском созвучьи: Roma!-

Он только сердце веселит.

Я повторяю это имя

Под вечным куполом небес,

Хоть говоривший мне о Риме

В священном сумраке исчез!

Сентябрь 1914

1 Энциклика (лат.) -- папское послание ко всему миру.

Ода Бетховену

Бывает сердце так сурово,

Что и любя его не тронь!

И в темной комнате глухого

Бетховена горит огонь.

И я не мог твоей, мучитель,

Чрезмерной радости понять.

Уже бросает исполнитель

Испепеленную тетрадь.

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

Кто этот дивный пешеход?

Он так стремительно ступает

С зеленой шляпою в руке,

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

С кем можно глубже и полнее

Всю чашу нежности испить,

Кто может, ярче пламенея

Усилье воли освятить?

Кто по-крестьянски, сын фламандца,

Мир пригласил на ритурнель

И до тех пор не кончил танца,

Пока не вышел буйный хмель?

О Дионис, как муж, наивный

И благодарный, как дитя!

Ты перенес свой жребий дивный

То негодуя, то шутя!

С каким глухим негодованьем

Ты собирал с князей оброк

Или с рассеянным вниманьем

На фортепьянный шел урок!

Тебе монашеские кельи -

Всемирной радости приют,

Тебе в пророческом весельи

Огнепоклонники поют;

Огонь пылает в человеке,

Его унять никто не мог.

Тебя назвать не смели греки,

Но чтили, неизвестный бог!

О величавой жертвы пламя!

Полнеба охватил костер -

И царской скинии над нами

Разодран шелковый шатер.

И в промежутке воспаленном,

Где мы не видим ничего,-

Ты указал в чертоге тронном

На белой славы торжество!

Декабрь 1914

x x x

Уничтожает пламень

Сухую жизнь мою,-

И ныне я не камень,

А дерево пою.

Оно легко и грубо,

Из одного куска

И сердцевина дуба,

И весла рыбака.

Вбивайте крепче сваи,

Стучите, молотки,

О деревянном рае,

Где вещи так легки!

1915

Аббат

О, спутник вечного романа,

Аббат Флобера и Золя -

От зноя рыжая сутана

И шляпы круглые поля.

Он все еще проходит мимо,

В тумане полдня, вдоль межи,

Влача остаток власти Рима

Среди колосьев спелой ржи.

Храня молчанье и приличье,

Он с нами должен пить и есть

И прятать в светское обличье

Сияющей тонзуры честь.

Он Цицерона на перине

Читает, отходя ко сну:

Так птицы на своей латыни

Молились Богу в старину.

Я поклонился, он ответил

Кивком учтивым головы,

И, говоря со мной, заметил:

-- Католиком умрете вы!-

Потом вздохнул: -- Как нынче жарко!-

И, разговором утомлен,

Направился к каштанам парка,

В тот замок, где обедал он.

1915 1914?

<>

x x x

И поныне на Афоне

Древо чудное растет,

На крутом зеленом склоне

Имя Божие поет.

В каждой радуются келье

Имябожцы-мужики:

Слово -- чистое веселье,

Исцеленье от тоски!

Всенародно, громогласно

Чернецы осуждены;

Но от ереси прекрасной

Мы спасаться не должны.

Каждый раз, когда мы любим,

Мы в нее впадаем вновь.

Безымянную мы губим

Вместе с именем любовь.

Июнь 1915

<>

x x x

От вторника и до субботы

Одна пустыня пролегла.

О, длительные перелеты!

Семь тысяч верст -- одна стрела.

И ласточки, когда летели

В Египет водяным путем,

Четыре дня они висели,

Не зачерпнув воды крылом.

1915

x x x

О свободе небывалой

Сладко думать у свечи.

-- Ты побудь со мной сначала,-

Верность плакала в ночи,-

-- Только я мою корону

Возлагаю на тебя,

Чтоб свободе, как закону,

Подчинился ты, любя...

-- Я свободе, как закону,

Обручен, и потому

Эту легкую корону

Никогда я не сниму.

Нам ли, брошенным в пространстве,

Обреченным умереть,

О прекрасном постоянстве

И о верности жалеть!

Июнь 1915

<>

x x x

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи -

На головах царей божественная пена -

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер -- все движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Август 1915

<>

x x x

Обиженно уходят на холмы,

Как Римом недовольные плебеи,

Старухи-овцы -- черные халдеи,

Исчадье ночи в капюшонах тьмы.

Их тысячи -- передвигают все,

Как жердочки, мохнатые колени,

Трясутся и бегут в курчавой пене,

Как жеребья в огромном колесе.

Им нужен царь и черный Авентин,

Овечий Рим с его семью холмами,

Собачий лай, костер под небесами

И горький дым жилища и овин.

На них кустарник двинулся стеной,

И побежали воинов палатки,

Они идут в священном беспорядке.

Висит руно тяжелою волной.

Август 1915

x x x

С веселым ржанием пасутся табуны,

И римской ржавчиной окрасилась долина;

Сухое золото классической весны

Уносит времени прозрачная стремнина.

Топча по осени дубовые листы,

Что густо стелются пустынною тропинкой,

Я вспомню Цезаря прекрасные черты -

Сей профиль женственный с коварною горбинкой!

Здесь, Капитолия и Форума вдали,

Средь увядания спокойного природы,

Я слышу Августа и на краю земли

Державным яблоком катящиеся годы.

Да будет в старости печаль моя светла:

Я в Риме родился, и он ко мне вернулся;