Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Пора за меня приняться,
Притом без всякой пощады,
Чтоб даже на свет рождаться
Боялись такие гады.

Чтоб я не пытался скрыться -
Ведь я такой осторожный, -
Советую притаиться
В засаде, вполне надежной.

Сидите и тихо ждите,
А чуть поравняюсь с вами -
Вскочив, на землю валите
И сразу бейте ногами,

Как можно сильней, с размаху,
Дав волю законной злости.
Носком достаньте до паха,
А пяткой бейте по кости.

Затем, прекратив побои,
В молчании станьте кругом,
Брезгливо следя за мною,
За жалким моим испугом.

И, мне приказав подняться,
Отметьте самодовольно,
Как ноздри кровью сочатся
И как мне двигаться больно,

Как явственно вздулась морда,
Как пеной красной дышу я.
Когда же встану нетвердо -
Приблизьтесь ко мне вплотную,

С притворной лаской осклабясь,
Никчемный вопрос задайте,
А чуть отвечу, расслабясь, -
Под дых внезапно ударьте.

Согнусь со звуком утробным,
Как будто дуют в бутылку,
А вы с придыханьем злобным
Добавьте мне по затылку,

Сцеплёнными кулаками,
Чтоб враз башка загудела,
А после - снова ногами,
Но тоже зная пределы:

Сверх сил себя не нудите,
Ведь я же того не стою.
Присядьте и отдохните
Средь мягкого травостоя.

Ведь вам предстоит устроить
Мне взбучку еще похлеще,
Чтоб знал, каково оспорить
Ваш правильный взгляд на вещи.

Крот по характеру крут,
Круче, чем кот или спрут,
Если обидеть его -
Он не щадит никого.

Темную душу крота
Будет терзать правота.
Бросит он зов - и на зов
Явятся сотни кротов.

К вашему дому проход
Лапами он проскребет
И над дырой во весь рост
Встанет, серьезен и прост.

Молча и без суеты
Следом полезут кроты,
Вас одолеют числом,
Пустят жилище на слом;

Свяжут и в коконе пут
Вас в темноту повлекут,
Чтобы судить там потом
Страшным подземным судом.

Я известный богатырь, богатырь.
Я огромен и силен, словно слон.
Поднимал я каждый день много гирь,
И не страшен мне теперь даже зверь.

Говорят, опасен лев? - Нет, не лев.
Говорят, ужасен бык? - Нет, не бык.
Всех зверей страшнее я, озверев,
Хорошо, что я звереть не привык.

Пусть смеются дураки, дураки,
Повторяют, что я глуп, словно пуп.
Все они передо мной - червяки,
Я их только захочу - растопчу.

Отчего ты вдруг решил,
Что опасен крокодил,
Добрый, нежный, как вода,
И улыбчивый всегда?

Он нам пасть открыл свою,
Чтоб мы жили как в раю,
Нас зовет в свое нутро,
Чтобы сделать нам добро.

Там, в нутре, тепло и тишь,
Там сидишь и не шалишь,
Не утонешь в бочаге,
Не заблудишься в тайге.

К сожаленью, для людей
Баловство всего милей:
Крокодила увидав,
Прочь бегут они стремглав.

И опять он на песке
Плачет в горе и тоске:
Нету в мире никого,
Кто бы мог понять его.

Прокравшись тихо садом,
Залягу за кустом.
Вдруг завиляю задом,
Как, впрочем, и хвостом.

Дрожа, с безумным взглядом
Броска поймаю миг,
И вот уже над садом
Раздастся детский крик.

Приятнее детишек
Нет кушанья, друзья, -
Из чтенья детских книжек
Усвоил это я.

Люблю их крови запах
И пью ее, как квас,
Затем на задних лапах
Пускаюсь в дробный пляс.

Пляшу, стуча когтями,
Вовсю вертя хвостом,
А детскими костями
Полакомлюсь потом.

Конечно, ты скажешь <���угу>,
Увидев баранье рагу,
Конечно, ты скажешь <���ага>,
Увидев кусок пирога.
А помнишь, как некогда в срок
Не смог приготовить урок,
Не слушался старших и лгал,
Плохие отметки скрывал?
Права не у каждого есть
Обильно и вкусно поесть,
И прежде чем сядешь к столу,
Постой-ка сначала в углу,
Припомни проступки свои
И в школе, и в лоне семьи.
Покуда обед твой горяч,
Раскайся и горько заплачь.
Когда же распухнешь от слез -
Не вытерев щеки и нос,
Ступай потихоньку туда,
Где пахнет так вкусно еда,
Где старшие шумно едят.
Они на тебя поглядят,
Заметят твой жалостный вид
И как ты понур и убит.
А ты не теряйся меж тем
И поочередно ко всем
Прощенья просить подойди,
Затем стань поодаль и жди -
Поверь, что желаемый плод
Смиренье твое принесет.
При виде смешного мальца
Растопятся старших сердца,
Взглянув на тебя свысока,
Они усмехнутся слегка,
И сдвинутся стульев ряды,
Тебя допустив до еды.

Хоть я традициям не враг,
Хочу заметить вам, однако:
<���Собака> пишется не так,
Как вы привыкли, а - <���собакка>.

Два <���к> здесь выражают то,
Как дробно собачонка злая
Заскачет у полы пальто,
Как в кашле, заходясь от лая.

Вы ей отвесите пинка;
Вертясь, как бес при освященье,
Завоет! - здесь нужны два <���к>,
Чтоб отразить ее вращенье.

Два <���к> потребны и затем,
Чтоб передать собачью спешку,
Когда бежит, являя всем
Трусливо-дробную побежку.

В привычном слове мы найдем,
Рассматривая случай этот,
Ошибку, - при условьи том,
Что применяем верный метод.

Но лжет привычное, наш бог,
Подчас не только в единичном.
Примите это как урок
Не слишком нянчится с привычным.

Внутрия с нутрией схожа,
Но только живет в нутре,
И скрыса есть крыса тоже,
Но та, что скрылась в дыре.

Скажут вам даже дети -
Есть лев, а есть еще млев.
В кустарниках Серенгети
Он спит, вконец разомлев.

И в жаркой стране Потогонии
Бегемота зовут <���гегемот>,
Так как его гегемонию
Все озеро признает.

Слон славен силой и крепостью,
Но если он разозлен -
Бежит, ужасая свирепостью,
Сквозь чащу не слон, а злон.

И встречного носорога
Он хватит хоботом в рог -
На жизненную дорогу
Выходит так косорог.

Мышь думает, видя это:
Тут и затопчут, глядишь,
И взмоет ввысь, как ракета,
От страха взмокшая взмышь.

Запомните это, дабы
Быть сведущим наперед.
Так говорит вам лжаба,
Она никогда не лжет.

Хвалилась глупая гиена,
Что ни к чему ей гигиена
И что совсем не так уж плохи
Короста, лишаи и блохи,
Что лучшая на свете участь -
Паршивость, вшивость и вонючесть, -
Пока не окатила смрадом
Слона, слонявшегося рядом.
Схватил он за уши гиену
И хряснул мордой о колено.
Затем без всяких сожалений
Он выдрал длинный хвост гиений,
Свернул ей челюсть, нос расквасил,
Всю синяками разукрасил,
Пнул напоследок два-три раза,
Сломав при том ей кости таза.
Затем он объяснил гиене,
Валявшейся в кровавой пене:
Чтоб все не кончилось плачевно,
Нам нужно мыться ежедневно
И старших возрастом и чином
Не злить упрямством беспричинным,
А, повинуясь их советам,
И их самих любить при этом.
С тех пор, увы, не по капризу
Гиена зад свой держит книзу,
И знай, что вовсе неспроста
Гиена лишена хвоста.